− Всего хорошего, − я торжественным жестом вручил ей бокал, и развернулся, удаляясь.

− Я очень надеялась на тебя… Кай.

Не сорвись я парой часов раньше на Дивена, она получила бы желаемое, но не тут-то было. Остановившись, я медленно развернулся и улыбнулся ей:

− А я знаю такой тип, как вы. Вы дельцы. Вы покупаете и продаёте. Ведь вы следили за моей жизнью, верно? Вы могли бы меня купить себе, но вот беда − ваш сын оказался неудачником. А неудачник, который стоит гроши − это всё равно не выгодная сделка. Какая досада, какое разочарование. Ох, эта ситуация совершенно неуместна в приличном обществе. Будьте здоровы.

− Наверное, я получила то, что заслужила, − всё с той же лживой, но теперь вроде как покаянной интонацией произнесла она, − Сотворитель не дал мне учеников, и при двух сыновьях, Сотворитель не дал мне наследника.

− Что здесь делают все этим механоиды? − напрямки спросил я, понимая, что всё равно лезу в её ловушку, но остановиться уже не мог.

− Они покупают технологию моего мужа: Девятая гора, Стальные Степи, Восходящая Луна!.. Здесь лунные инженеры, Кай.

− А вам это всё общество льстит, − не удержался я вновь, и сам себя одёрнул. Пора уходить. Хоть куда-нибудь, Лёгкая найдёт.

− При жизни, он не позволял мне отчуждать технологию. Постоянно твердил, что не закончил, что она недостаточно апробирована, опасна. Он упускал такие деньги!

− А вы его выжимали до капли, да? Как половую тряпку от грязной воды − выворачивали день за днём, лишь бы работал, приносил вам то, что можно будет продать, когда он сдохнет?

Она чуть больше выпрямилась. Угадал. Вот пропасть. Хорошо, что я не додумался в своё время написать ей. Ведь она могла ответить, и я попался бы, я бы всю жизнь ей служил, выпрашивая похвалу, как подачку.

− Ты должен иметь уважение…

− И знать своё место? − спросил я, будучи очень довольным тем, что так и не собрался в своё время черкнуть пару строк.

− Твой отец был гений, а ты нищий. Ты топтун. Ты пустой цикл. Такие, как ты ворочаются внизу, плодятся и мрут даже…

− Из похорон собственного мужа вы устроили балаган.

− Это История.

− Чушь. Это ярмарка вашего эго.

− Это величие и инвестиции в будущее его любимого города.

− А рассказать всем что я тут делаю? − спросил я, понимая, задним умом, что меня понесло, но поздно: разговор встал на рельсы, − про безопасность технологии рассказать?

− Кай, − мне на плечо в каком-то похожем на дружеское объятие жесте легла рука мастера сердца, − дело к тебе есть по вектору ПОРЗа. Тебя можно отвлечь?

− Вполне, − ответил я, и отдал матери знак прощания.

Она улыбнулась моему спасителю наигранно светски, и пошла снова в дом, взглянув на нас обоих с какой-то неподдельной грустью. Этот искренний взгляд спрятался среди её профессиональной наигранности так, как среди осколков стекла может спрятаться алмаз. Я проводил её взглядом. Нет, она не остановилась, чтобы смахнуть слезу. Доказала себе что-то, что хотела доказать и всё на этом. Стоило ей отвернуться, как мастер отошел на почтительное расстояние от меня. Я почесал нос.

− Не думал вас тут увидеть.

− Главный инженер города должен быть на виду, − ответил он, давая понять, что не в восторге это этого долженствования. В небе появилась Лёгкая, − можно спросить тебя?

− Да.

− Сильно изменилось небо, когда ты начал с ним работать? − спросил он, и внимательно на меня посмотрел.

− Интересуетесь небом? − было начал уходить от ответа я, но потом решил, что мне не стоит с ним так себя вести. Ощущение гадливости ещё оставалось в моей душе, но оно начало проходить, − мы не меняем небо, нет, мы меняем тех, кто ходит под ним. Мы даем им повод поднять глаза вверх, а это, в свою очередь, меняет всё. Первый раз тот, кто раньше никогда не замечал зорь, посмотрит вверх потому, что там праздник, там что-то нарочитое, яркое, а второй потому, что там будет просто красивый закат. И тогда он вспомнит, как однажды был счастлив.

− Но когда они поднимают глаза, то видят оптическую иллюзию, ложь.

− Они видят красоту, мастер. Немногие из моих клиентов раньше смели её видеть.

− И тебе не страшно давать им надежду?

Я посмотрел на него, и мне показалось, что он знает о чём спрашивает. Что мне волноваться? Он стоит на принципиально иной социальной ступени чем я. Он не такой как я во всём. Я больше никогда его не увижу. Поэтому я честно ему сказал:

− Мне очень страшно.

С Лёгкой мне уже вовсю махала Вай-Вай.

Попрощавшись, я пошел к дирижаблю, и, оказавшись на борту, скоро обо всём забыл, окунувшись в работу с головы до кончика хвоста. Я первый раз чувствовал себя не в дуэте с Реком, а во главе слаженной (пусть и не мной) команды. Я как-то украдкой глянул на Кейрика и опустил глаза. Я тоже хотел иметь такую команду и такой дирижабль, как Энкорра. Я хотел идти вперёд, но в «Северном сиянии» это было невозможно, а уйти оттуда значит бросить и участок и Сайрику. Я не мог. И снова меня затянули краски будущей зари.

Уже на рассвете, я перекинулся, отворил одно из окон, встал перед ним, наступив лапами между рамами. Оглянулся назад:

− Ну, я пошел.

− Давай! − велела мне Вай-Вай. Я подобрался.

Небо уже начинало светлеть, пушки работали во всю, вонь на Лёгкой стояла сногсшибательная. Голова трещала, должно быть, у всех, но я всё думал о том, как бы мне полетать, воспользовавшись здешним магнитным фоном. Я нетерпеливо мёл хвостом, одновременно до смерти боясь сделать первый шаг и сгорая от нетерпения сделать это. Дивен поначалу сдержанно мигал на меня золотыми глазами из угла, но потом не выдержал:

− Не надо, Кай, − это сработало:

− Не прощу себе, если не попробую, − алчно прошептал я и шагнул вперёд.

Я не упал, меня медленно потащило вверх.

− Дивен, − хрипло, от восторга и ужаса, крикнул я, − иди сюда, задница полосатая!

Кот подошел к окну и посмотрел вверх, щурясь от золотого рассветного блеска зари и моего личного триумфа над гравитацией. Домосед проклятый боялся рисковать, его холёная серая шуба недовольно топорщилась от утреннего свежего ветра.

− Я не уверен, Луна уже почти не моя…

− Давай, за пару минут она никуда не денется! − крикнул вниз я, растопыривая так и эдак лапы, и махая во все стороны хвостом.

Он нахохлился, а я уже пролетал напротив оболочки. Старенький она уже совсем стала.