Твардовский. — Ведь ты сам не желал этого, ты сам остерегал меня?

— Ты старался, — возразил дьявол, — предостеречь короля всеми мерами, и одним этим ты заставил его действовать совершенно напротив. Ты знаешь, что людям все запрещенное особенно нравится. Возбужденное в сильной степени любопытство их не знает пределов, и тут они забывают уже все предосторожности. Мне именно того и хотелось, чтоб прелестный образ королевы явился перед королем в отвратительном виде в ту самую минуту, как тот думал уже осязать его. Таким образом видение это, вместо того чтоб усилить любовь короля, возбудило в нем сильное отвращение к предмету прежнего обожания. Теперь король будет искать удовольствия и развлечения между другими женщинами и наконец совсем забудет о Варваре. Этого-то мне и хотелось. Прощай, Твардовский!

Задумчивый Твардовский не отвечал на приветствие дьявола.

— Итак, — сказал он, наконец, сам себе, — я — орудие дьявола!.. Стоило же из-за этого связываться с сатаною!

XIV

Как Твардовский выехал из Кракова

Ничто не нарушало глубокой задумчивости Твардовского. Без цели и надежды достиг он того, чего желал. Теперь не было невозможного для его воли. Он оглядывался на свое прошлое, останавливался над ним. Как сон, представилась ему давно утраченная юность; он едва верил ее существованию. Окружавшие его некогда предметы и люди являлись ему, как призраки, с слабым подобием действительности.

Эти думы о прошлом были нарушены внезапным приходом королевского дворецкого.

— Учитель, — сказал тот, войдя в комнату и бросая на стол тяжелую золотую цепь, — король приказывает тебе тотчас же выехать из города и вместе с тем посылает тебе вот это на память и в подарок.

— На память? — воскликнул с гордой усмешкой Твардовский. — Если на память — беру, в подарок — не принимаю. Ты говоришь мне о выезде?

— Такова воля короля. Ему угодно, чтоб ты сейчас же оставил Краков. Весь двор, весь город знают уже о том, что случилось сегодня ночью во дворце. Дворяне подслушали у дверей, когда король звал Варвару, видели тень ее, слышали смрадный запах. Короля обвиняют в чародействе, говорят, что ты советовал ему сноситься с умершими посредством злого духа (при этих словах дворецкий плюнул и перекрестился). Не советую тебе медлить с отъездом: к завтрашнему утру слухи эти еще более распространятся по городу, — тогда как с отъездом твоим могут забыть о них. Если не жалеешь себя, то не нарушай, по крайней мере, священной воли короля, подумай об его спокойствии. По отъезде твоем легко можно будет рассеять слухи; не все им тогда поверят.

— Ошибаешься, — сердито прервал его Твардовский, — если думаешь, что меня, как старую беззубую бабу, можно позвать и вытолкнуть потом за дверь. Ты думаешь, что тот, кто вызвал тень с того света, не будет в состоянии и спровадить кого-нибудь на тот свет таким же порядком?

Дворецкий побледнел.

— Полно, Твардовский! Чем же обижаешься, за что хочешь мстить? Не забудь, что дело идет о твоем спокойствии, о твоей славе.

— О славе?.. Моя слава, — отвечал заносчиво Твардовский, — не боится ничего на свете. Глупым болтунам я зажму губы, поверь мне.

— Ошибаешься, Твардовский. Молве не зажать тебе рта. Не один простой народ и глупые болтуны будут нарекать на чародейство короля. Скоро узнают о нем радные папы [10] и сенаторы, а что еще хуже, епископы, заведут процесс, который может повести тебя на костер. Припомни свежие примеры.

— Кто осмелится взять меня, кто будет судить меня? — спросил Твардовский.

— Духовная власть. Сам король не охранит тебя от нее. Ты знаешь, что было с людьми, которых осуждали не в чародействе, а в Виттембергской ереси…

— А ты думаешь, что я дамся им, что позволю судить себя?

— Знаю и потому-то прошу тебя об отъезде именем короля.

Твардовский задумался.

— Ты говоришь, что король приказывает мне выехать?..

— Король приказывает, а я советую.

— Приказывает! Приказывает! — повторил Твардовский. — Зачем же он прибегал к моей помощи, когда власть его сильнее моей?

— Ну, делай, как хочешь. Прощай! — сказав это, дворецкий вышел.

Волнуемый мыслями, Твардовский долго ходил по комнате. В порыве негодования бросил он цепь на пол, топтал ее; потом, как будто одумавшись, поднял ее и надел на шею.

Спустя минуту он позвал Матюшу.

— Сейчас на коня и за мной!

— На коня?.. Откуда же взять коня?.. У нас нет коней, пане, — жалобно отвечал Матюша.

— Как нет коней?

— Нет и не было.

Тогда Твардовский взял из камина потухший уголь и нарисовал им на стене две лошади. Матюше приказал сесть на одну, сам вскочил на другую и выехал через окошко на улицу, заклявши порог дома, чтоб никто в его отсутствие не мог перейти через него. Рассвело уже, когда он выезжал из окошка, и народ выходил из домов на работу. Таким образом узнали в целом Кракове о том, что Твардовский выехал из дому чем свет на намалеванной лошади.

XV

О том, как Твардовский давал людям добрые советы

Начало уже смеркаться, когда Твардовский и его слуга, пересев с измученных лошадей на петухов, въезжали в местечко Быдгощ. Увидев городские вал и ворота и белые стены домов, Твардовский махнул им рукою в знак приветствия, — и в ту же минуту отозвались на это приветствие петухи и курицы со всего города, все совы с колоколен из слуховых окон, все нетопыри из погребов и подвалов. От страшного шума и пискотни их не слышно было городских колоколов, звонивших в ту минуту на сон грядущий. Верхом на петухах въехали в город Твардовский с Матюшей, в сопровождении густой толпы горожан, которые не могли надивиться такому чуду. Окружавшая их толпа росла и росла, пока наконец так стеснила дорогу, что наши путники едва могли добраться до корчмы, где намерены были остановиться. Под окнами корчмы собрался почти весь город. Все кричали, шумели и толковали только о том, кто бы такие могли быть странные всадники. Желая избавиться от докучливого их любопытства, Твардовский выслал к ним Матюшу с извещением о приезде великого ученого, чернокнижника и некромана; велел сказать им, что останется в городе недолго, просил разойтись по домам.

Едва успел объявить обо всем этом Матюша, как в толпе раздались крики и восклицания:

— Пусть покажет нам чудо! — кричали одни.

— Пусть меня вылечит! — отзывались другие.

— Пусть даст мне денег!

— Пусть исправит мою жену!

— Пусть воскресит мне покойного мужа!

Оглушенный криком, Матюша заткнул уши и скрылся. Не видя Твардовского, народ начал расходиться, и скоро улицы опустели. Толки о Твардовском не умолкали