Трезубец Посейдона – скипетр мира.

Антуан Марен Лемьер

Десятый век начался для Венеции на победной ноте, с изгнания венгерских орд. Но дальнейшие события развивались далеко не так радостно, как можно было надеяться. На протяжении пятидесяти лет (исключая двухлетнее правление Пьетро Орсеоло I) судьба республики оставалась в руках семейства Кандиано, приведшего ее на грань катастрофы. Своим высокомерием и неуемными амбициями (а в случае с последним дожем из этого клана, Трибуно Меммо, – полной профессиональной непригодностью и неспособностью на решительные поступки в кризисных ситуациях) они испортили отношения с Западной империей, не сделали практически ничего для укрепления выгодных связей с Византией и посеяли вражду и раздоры среди собственных подданных. К началу последнего десятилетия X в. Венеция прогнила до мозга костей. Ничего не подозревающий чужеземный гость, возможно, увидел бы лишь внешние признаки процветания: корабли в гавани, оживленную торговлю и изобилие товаров на прилавках Риальто – меха, шелка и пряности. Но республика больше не внушала соседям ни страха, ни уважения; репутация ее была подорвана, и венецианцы совсем пали духом. Они утратили ту национальную гордость, которая покоилась на осознании себя единственным и неповторимым народом, не таким, как другие, и наделенным особой судьбой, – гордость, которая придавала отвагу и чувство локтя отцам-основателям республики и поддерживала их преемников на пути к величию. Отчаявшаяся Венеция нуждалась в сильном правителе, который снова сплотил бы ее как нацию и вернул бы ей самоуважение и уверенность в себе.

Такой правитель нашелся. У Пьетро Орсеоло I, который тринадцатью годами ранее бежал от семьи и государственных обязанностей, остался юный сын, которого тоже звали Пьетро. В 991 г. венецианцы избрали дожем этого сына, которому тогда исполнилось тридцать лет. Это был идеальный выбор. Выдающийся политик, военачальник и дипломат, Пьетро Орсеоло II возвышается над остальными дожами той поры, как великан среди пигмеев. Подданные с самого начала признали его величие: стоило ему вступить в должность, как все междоусобицы, столько лет портившие атмосферу республики, внезапно прекратились. Такое впечатление, что венецианцы в одночасье повзрослели и превратились в ответственный и одаренный народ, готовый следовать за своим новым вождем по дороге славы.

Но залогом славы для Венеции всегда была торговля, так что новому дожу прежде всего предстояло восстановить дружественные и взаимовыгодные торговые связи с обеими империями. Не прошло и года, как он заключил с византийским императором Василием II Болгаробойцей договор на таких благоприятных условиях, о каких Венеции до сих пор не приходилось даже мечтать. Императорский хрисовул, датированный мартом 992 г., устанавливал для подлинных венецианских товаров (исключая те, что лишь доставлялись на венецианских судах из других мест производства) гораздо более низкие налоговые ставки, чем для всего прочего импорта. Не менее важно и то, что венецианские торговцы в Константинополе отныне переходили в непосредственное ведение великого логофета – высокопоставленного дворцового чиновника, сопоставимого по статусу и обязанностям с министром финансов. Это избавило их от проблем с византийской бюрократией, известной своим крючкотворством, и вдобавок гарантировало возможность в крайних случаях донести прошение до самого императора. Взамен Венеция обязалась по первому требованию предоставлять свои корабли для перевозки имперских войск.

На переговорах с императором Запада новый дож добился не меньших, а возможно, и больших успехов: между двумя молодыми правителями быстро возникла взаимная приязнь и восхищение. Оттон III с детства был необыкновенным: не зря он получил прозвище Чудо Мира. Он родился в 980 г., унаследовал корону в три года и скоро утвердился в мыслях о своем великом предназначении. Традиционное для его династии честолюбие соединилось в нем с романтическим мистицизмом, унаследованным от матери-гречанки: Оттон мечтал превратить свою державу в великую теократию по образцу византийской, объединив германцев с итальянцами и славянами. Во главе этой священной империи стоял бы сам Господь Бог, а двумя его наместниками на земле выступали бы сам император и папа римский (именно в таком порядке). В погоне за этой мечтой Оттон III интересовался делами Италии даже больше, чем его отец. К дожу Венеции он проникся глубоким уважением, считая его самым способным правителем к западу от Константинополя, и эти чувства переросли в настоящее юношеское преклонение перед старшим кумиром. В 996 г., впервые посетив Италию для коронации в Риме, Оттон III наглядно доказал свою дружбу. Во-первых, он заставил двух упорствовавших епископов вернуть Венеции земли, которые те присвоили незаконно; во-вторых, дозволил венецианскому дожу основывать склады и фактории по берегам Пьяве и Силе, одновременно даровав всем венецианцам беспрепятственный проезд и свободу от налогов на имперских территориях. Наконец, самое главное: император пригласил третьего сына Орсеоло к себе в Верону, где выступил его посаженым отцом на конфирмации и нарек его Оттоном.

Итак, к концу пятого года своего правления Пьетро Орсеоло II обеспечил Венеции превосходные перспективы в торговле с двумя величайшими христианскими державами. Широкие реки Северной Италии заполнились венецианскими баржами, загруженными по самую ватерлинию железом и древесиной, зерном, вином, солью и – вопреки всему – рабами. Поднявшись вверх по течению до главных перевалочных пунктов в Вероне, Пьяченце или Павии, баржи поворачивали обратно, а товары отправлялись дальше по суше: через Апеннины – в Неаполь, Амальфи и соседние города или через Альпы – в Германию и Северную Европу. Другие, более массивные суда тем временем устремлялись на юго-восток через Адриатику, огибали Пелопоннес и поворачивали на север, к Константинополю, а иногда доходили и до Черного моря. Ряд торговцев сосредоточились на новом и очень быстро развивавшемся рынке – странах ислама. Торговлю с арабами вели и раньше (в конце концов, кто, как не венецианские купцы похитили мощи святого Марка из Александрии?), но дела всегда осложнялись такими факторами, как склонность сарацин к пиратству, память венецианцев о том, как полтора века назад мусульмане напали на лагуну и едва не одержали победу, и, наконец, типичное для западных христиан отвращение при одной только мысли о дружественных связях с иноверцами. Но Пьетро Орсеоло твердо решил наладить с мусульманским миром если не дружественные, то по крайней мере деловые связи. Он разослал послов по всем городам и странам Средиземноморья, над которыми реяло зеленое знамя пророка: в Испанию и Берберию, Сицилию и Левант, ко дворам Алеппо, Каира и Дамаска, в Кордову, Кайруан и Палермо. Один за другим местные эмиры встречали их благосклонно и принимали их предложения. Послы возвращались к дожу с подписанными договорами, гордые и довольные собой. Существовала опасность, что имперские