Причем речь шла не об обращении в ислам, а именно о предпочтении арабского правления — византийскому, при сохранении своей веры. В достаточной степени распространен тезис о том, что арабо-мусульманским завоевателям помогали преимущественно истерзанные имперскими репрессиями копты и сиро-яковиты, но не принадлежавшие к «правящей» Церкви православные. Это не совсем верно. Бесспорно, у сирийских и египетских миафизитов, казалось бы, не было повода защищать власть ромейского императора. Но на добровольную сдачу перед лицом наступавших арабских армий шли не только миафизиты, но и халкидонские, православные, «царские» христиане — мелькиты.

Так, одним из инициаторов сдачи Дамаска, в 634 г., стал дед св. Иоанна Дамаскина, Мансур ибн Серджун — византийский наместник (или императорский сборщик налогов) в Дамаске. Согласно хронике Евтихия: «когда жители Дамаска были изнурены осадой, поднялся Мансур, правитель Дамаска, на ворота Восточные и вступил в переговоры с Халидом-ибн-ал-Валидом о даровании пощады ему, его семейству, находившимся при нем и жителям Дамаска, за исключением румов, с тем, что Мансур откроет ворота Дамаска»[295]. «Халид-ибн-ал-Валид согласился на его просьбу и написал ему охранную грамоту; вот копия ее: "Это есть грамота, данная Халидом-ибн-ал-Валидом жителям города Дамаска. Я дарую вам неприкосновенность вашей крови, жилищ ваших, имуществ ваших и церквей ваших, обещая, что они не будут ни разрушены, ни заняты и будут вам вручены"»[296]. В своей книге «Завоевание стран» Белазури приписывает сдачу Дамаска местному епископу, однако, при этом отличии, приводит очень близкий текст договора и условий, предоставленных Халидом аль-Валидом жителям города: «Во имя Аллаха, сострадающего, милосердного. Вот что Халид обязуется даровать жителям Дамаска, если он войдет в город: он обещает гарантировать безопасность их жизни, имущества и церквей. Стены их города не будут срыты; мусульмане не войдут в их дома (…) Покуда они будут платить подати, ничто, кроме добра, не коснется их»[297].

Мансур открыл ворота Халиду аль-Валиду, однако войска других арабских военачальников ворвались в Дамаск сбоем, вступая в кровопролитные схватки с еще сопротивлявшимися ромейскими контингентами. Тем не менее, когда отряды Халида аль-Валида встретились посреди города со своими собратьями, большая часть военачальников — в том числе и обладавший правами верховного главнокомандующего Абу Убейда ибн Аль-Джаррах, посчитали себя связанными договором Мансура и Халида. Резня на улицах была остановлена, а дома и земли Дамаска были разделены между мусульманскими завоевателями и христианским населением[298]. Разделению подвергся даже кафедральный собор Св. Иоанна Крестителя, часть которого, как уже было сказано выше, была превращена в мечеть, а часть, еще около столетия, оставалась православным храмом[299]. При этом, Евтихий Александрийский открыто осуждает Мансура за сдачу Дамаска и даже говорит о том, что он был отлучен от Церкви: «что касается Мансура, правителя дамасского, то за его злодеяние, за то, что он довел румов до гибели, и за то, что помогал мусульманам против них, его предали проклятию все патриархи и все епископы во всем мире»[300]. Более того, Евтихий обвиняет Мансура в других преступлениях, в том числе — в нежелании тратиться на кормление ромейских воинов и даже в явных диверсиях против императорского войска[301]. Эти сказания и благочестивые обличения Александрийского Патриарха, конечно же, не имеют никакого отношения к жизни самого Мансура; однако они крайне показательно выявляют ту своеобразную «славу», которой была овеяна фигура Мансура среди ближневосточных христиан.

Что касается Иерусалима, то Святой град был сдан, после двенадцатимесячной осады, халифу Умару ибн Хаттабу православным Патриархом Софронием I (в 637 г.). Согласно хронике Агапия Иерапольского, когда Умар подступил к Святому городу «Софроний, Патриарх Иерусалимский, вышел и встретил его, и получил от него гарантии безопасности для Иерусалима и всех городов палестинских»[302]. Евтихий Александрийский оставляет сходное описание сдачи Иерусалима: «И вышел патриарх Иерусалимский Софроний к Омару-ибн-ал-Хаттабу, и Омар-ибн-ал-Хаттаб даровал ему аман и написал ему охранную грамоту; вот копия ее: "Во имя Бога Всемилостивого и Всемилосердого! Это есть грамота от Омара-ибн-ал-Хаттаба жителям города Илии в том, что гарантируется им неприкосновенность их крови и их детей, и их имуществ и их церквей, и что они не будут разрушаемы, ниже обитаемы /мусульманами/". И Омар пригласил свидетелей засвидетельствовать грамоту. Ему открыли ворота города, и Омар-ибн-ал-Хаттаб вошел в город со своими сподвижниками и воссел во дворе церкви Воскресения»[303]. При этом халиф Умар последовательно отказывался молиться в Храме Воскресения и церкви Константина, дабы христианские церкви не были, в память о молитве халифа, превращены в мечети[304]. Гарантии, данные халифом Умаром Патриарху Софронию, стали основой для дальнейшего существования Иерусалимского Патриархата и его паствы и создали важнейший юридический прецедент для общего положения христиан на Арабском Востоке. Итак, следует вновь обратить внимание на то, что и Святой Град Иерусалим, и один из величайших городов Сирии — Дамаск, были сданы арабам христианами-мелькитами, а не миафизитами. О сдаче других византийских городов Леванта (Антиохии, Эдессы, Апамеи, Латакии, Шейзара) было уже подробно сказано выше.

Однако следует отметить, что при всей многочисленности случаев относительно мирного перехода восточных городов к арабам, мусульманское завоевание сопровождалось и прецедентами массовых разорений, которые сказывались и на местном христианском населении, и в особенности на ромейских гарнизонах. Даже в тех случаях, когда с христианским населением устанавливался договор, арабские завоеватели отказывались распространять его на ромейских воинов. Так было при взятии арабами Газы, когда население было помиловано и ограждено договором, в то время как плененные ромейские воины были казнены, войдя в историю как «60 мучеников Газы»[305]. Описанный выше договор Мансура с Халидом ибн Валидом также, очевидно, распространялся на население Дамаска, но не на чинов ромейского гарнизона. Крупномасштабное избиение ромеев имело место при взятии Кесарии Палестинской, остававшейся форпостом империи в Леванте вплоть до 639 г. Епископ Агапий Иерапольский упоминает о том, что при взятии Кесарии халиф Муавия «вырезал до 7.000 ромеев»[306]. Сходное разорение имело место и при двух арабских завоеваниях Александрии. По крайней мере, здесь можно было бы привести описание первого взятия города (641 г.), приведенное в «Истории Александрийских патриархов»: «мусульмане взяли Александрию, и разрушили ее стены, и сожгли многие церкви. Они сожгли и церковь Св. Марка, стоявшую у моря, где покоилось его тело (…) Они сожгли как эту церковь, так и многие окрестные монастыри»[307]. Также Севир ибн аль-Мукаффа, первый автор «Истории…», отмечает, что «мусульмане не посягали на провинции и их жителей, но всюду уничтожали народ румов»[308].

Однако здесь следовало бы сопоставить участь Александрии, Кесарии, Дамаска и Иерусалима. Если в Александрии и