class="p1">Она чертила очередную меловую стрелку. Вопроса я мог бы не задавать – рука с зажатым в ней мелком изрядно дрожала.

– Долго ещё?

– Долго ещё, амиго? – переадресовал я вопрос хромающему в десятке метров впереди индейцу.

Луиш обернулся, фонарный луч мазнул по бесстрастному, словно закаменевшему плоскому лицу.

– Мы в сердце чинканас. Впереди – отвесный спуск. Девственница спускается первой.

Я подобрался. Если поганые призраки и вправду гнездились в подземельях, тут им было самое место.

За тоннельным поворотом, там, где каменный пол обрывался в чёрный зев отвесного провала, мы напоролись на человеческий костяк. Я подсветил фонариком – поодаль жался к стене ещё один. Оба были изломаны, искорёжены так, словно людей перед смертью пытались обстоятельно расчленить. Я посветил вниз, в провал. Дна у провала не было.

* * *

Лишь теперь до меня дошло, в какую поганую историю я ввязалась. Я попятилась от развороченных человеческих останков, на которых ещё не истлели обрывки одежды. Мне было страшно, смертельно страшно и гадко, будто меня заманили в ловушку и сейчас готовились растерзать.

– Не пойду, – шептала я, не слыша своего голоса. – С меня достаточно, не пойду!

Я наткнулась спиной на острый выступ и не почувствовала боли. А в следующий момент рядом мелькнуло нечто стремительное, я услышала, как истошно взвыл плосколицый карлик, и стала оседать на подломившихся ногах.

Дальнейшее отложилось в памяти лишь фрагментарно. ЧЧ схватил меня в охапку, толкнул вперёд. Пол под ногами провалился, и мы покатились вниз по наклонному жёлобу.

Пришла в себя я на полу подземного каземата. Долго пыталась сообразить, где я, а когда, наконец, сообразила, застонала вслух. Тело саднило от боли, ладони словно жгло огнём, и немилосердно раскалывалась голова. Усилием воли я заставила себя перевернуться на бок. Извиваясь, поползла к упёршемуся тусклым лучом в каменную осыпь фонарику. Двумя пальцами ухватила его и, подавив боль, поднялась на четвереньки.

Хромой карлик со стрелой в горле лежал навзничь метрах в двух. Обдирая колени, я метнулась к скорчившемуся, будто хотел свернуться в клубок, ЧЧ. И едва не заорала от радости, когда поняла, что он жив.

* * *

Мне хватило минуты, чтобы уразуметь: дела хуже некуда. Левая нога была если не сломана, то вывихнута. На фоне беснующейся в ней боли переломанные рёбра и разбитая голова казались мелкими неприятностями.

– Да заткнись ты! – оборвал я причитающую надо мной журналистку. – Где Луиш?

Причитания оборвались.

– Вон там, по левую руку, ещё тёплый. У него, знаешь ли, кость в горле застряла. Оперённая такая, с железным наконечником.

Я понимающе кивнул. Древняя ловушка инков сработала – пресловутые призраки спустили вмурованную в стену невидимую тетиву. Только малость промазали по предназначенной в жертву девственнице.

– Сама-то живая? – полюбопытствовал я. – Это хорошо. Тебе надо убираться отсюда.

– Куда убираться? – заблажила она. – Как? А ты?!

Я стиснул зубы, превозмог боль и как можно рассудительнее ответил:

– Найдёшь выход наверх. Вылезешь, обратно пойдёшь по стрелкам. Приведёшь помощь.

– Какую помощь? Мне отсюда не выбраться, идиот!

Она, разумеется, была права – чтобы выбраться, нужны были сноровка, холодная голова и неимоверное, немыслимое везение. С учётом всех обстоятельств шанс у журналистки был один на миллион. У меня их не было вовсе. Правда, с мыслью о том, что рано или поздно мои похождения закончатся ремизом, я свыкся давно и потому не особо боялся того, что мне предстоит.

– Ты вот что, красивая, – сказал я. – Осмотрись-ка по сторонам. Жутко любопытно, не попали ли мы в самую сокровищницу.

Журналистка обложила меня по матери, но послушно принялась озираться.

– Тут сундук, – отозвалась она. – Здоровенный. Открыть не могу.

– Посвети на переднюю стенку!

– Посветила. Любуйся.

Я замер и на мгновение даже забыл, что уже, по сути, покойник. В жидком свете фонаря передо мной маячило клеймо Атауальпы – скрещённые топорики, обрамлённые листьями коки – такое же, как на гравюрах в старой книге из отцовской библиотеки. Я подполз к сундуку, осмотрел его и ощупал со всех сторон. Вручную открыть тяжелый кованый замок на крышке нечего было и думать.

– Обидно, – сказал я. – Сдохнуть на золоте весьма обидно.

* * *

Обидно ему, гондону! Мне, значит, не обидно? Я плюхнулась на пол и заревела от души – перед смертью не стыдно. А когда выплакала всё, поднялась на ноги и, спотыкаясь, побрела прочь. Наткнулась на стену, обошла, подсвечивая под ноги фонариком, подземное помещение по кругу и вернулась в исходную точку. Обшарила лучом стены – вход в жёлоб, по которому мы скатились, был в метре над головой. Я бессильно опустилась на корточки и закрыла глаза. А секунду спустя вдруг почувствовала на щеке движение воздуха.

– ЧЧ, здесь дует!

К тому времени, когда он подполз, я отыскала тонкую горизонтальную щель в стене. Вдвоём мы простучали камни вокруг неё, надавили на каждый – всё без толку. Но с левого края сужение щели выглядело ровным, будто там её отшлифовали. ЧЧ долго всматривался в это сужение, ощупывал его, потом гаркнул:

– Медальон тащи!

– Какой ещё медальон?

– С жмурика.

Я повидала достаточно мертвецов, в разных кондициях и разных обстоятельствах. Я давно знала, что труп – просто тело, пустая человечья оболочка. Но сейчас, в полумраке подземелья, приближаться к мёртвому карлику было жутко. Хромой Луиш не успел ещё окоченеть. Я закрыла ему глаза и сорвала с шеи медальон на верёвке.

– Если не сработает, – оптимистично заявил ЧЧ, повертев его в пальцах, – мы скоро ляжем тут рядом с покойником.

Он заулыбался, будто отмочил неимоверно смешную хохму, затем осторожно вставил медальон в щель. Поначалу ничего не происходило, а потом стена вдруг дрогнула. Надрывно заскрежетала. И подалась назад, распахиваясь, будто створки раздвижной двери. Минуту спустя я посветила фонариком в образовавшийся проём. За ним косо вверх уходил коридор.

– Так, красивая, подыхать отменяется, – потёр руки напарник. – Сундук тащи.

– Ты что, идиот? Он же весит пуда три. Кто его потащит?

– Да ты и потащишь. Не я же, у меня нога сломана. Хотя если хочешь, я понесу этот сундучок, а ты понесёшь меня.

На минуту я потеряла дар речи. А когда способность говорить, наконец, ко мне вернулась, выпалила:

– Из всех идиотов, когда-либо рождённых на свет…

– Знаю, знаю, – прервал ЧЧ, – мы с тобой самые идиотские. Короче, сундук надо забирать. Без проводника нам сюда не попасть. А наш вон лежит, отдыхает, где я тебе нового возьму?

Не знаю, сколько времени занял у нас обратный путь. Иногда мне казалось, что прошла вечность. Иногда мнила себя