Для встречи рязанского князя и его небольшой свиты Мамай собрал своих советников и военачальников. Сняв с себя кольчугу и походную одежду, Мамай облачился в шелковый халат пурпурного цвета, опоясался широким роскошным поясом, водрузил на голову круглую шапку из малинового бархата с заостренным верхом. В последнее время Мамай стал подкрашивать хной усы и бородку, чтобы скрыть седину, поэтому в его одеяниях появились пурпурно-красные цвета.

На вид Мамаю было около пятидесяти лет, из-за болезни печени его скуластое плосконосое лицо имело желтоватый оттенок. Когда-то Мамай был ловок и подвижен, но к пятидесяти годам он заметно располнел и обрюзг, у него все чаще стали болеть старые раны, также его донимали недуги из-за неумеренного образа жизни.

В прошлом Мамай и Олег виделись дважды, это было в ту пору, когда Абдуллах, ставленник Мамая, два раза ненадолго занимал ханский трон в Сарае. При последней встрече с Абдуллахом Олег получил от него ярлык, подтверждающий его наследственное право на владение Рязанским княжеством. Случилось это семь лет тому назад. Тогда же Мамай встретился с Олегом второй раз. И вот судьба свела Мамая и Олега в третий раз.

Рослые Мамаевы нукеры с короткими копьями в руках тщательно обыскали Олега и четверых его спутников, дабы у тех не оказалось никакого оружия под одеждой, после чего великаны-стражники пропустили рязанцев в огромный белый шатер с круглым красным верхом. Войдя внутрь этого просторного войлочного жилища, Олег долгим взглядом окинул стены шатра, увешанные щитами, кинжалами, саадаками и колчанами со стрелами. Потолок юрты был украшен разноцветными шелковыми лентами, под ногами были расстелены роскошные мягкие ковры самых ярких расцветок.

На возвышении посреди шатра восседал Мамай, полуразвалясь в кресле с широкими подлокотниками и полукруглой спинкой, его ноги в сафьяновых башмаках с загнутыми носками покоились на парчовой подушке. По сторонам от возвышения стояли две бронзовые курильницы, распространявшие сладковатый аромат восточных благовоний. Позади Мамая застыли четверо телохранителей в кольчугах и шлемах, с обнаженными саблями в руках. Вдоль войлочных стен юрты теснились татарские вельможи в длиннополых богатых одеждах, в островерхих шапках, блистая золотом украшений. Вся Мамаева свита собралась здесь. Множество темных раскосых глаз взирали на рязанского князя с недоброй пристальностью.

Олег молчаливым жестом повелел своим дружинникам остаться у входа, а сам уверенно и неторопливо прошествовал по коврам к ступенчатому возвышению, откуда на него надменно глядел Мамай, небрежно перебирая пальцами яшмовые четки.

«Свернуть бы тебе шею, пугало желтолицее! — с неприязнью подумал Олег, отвешивая Мамаю низкий поклон. — Эх, довелось бы мне с тобой в сече повстречаться, сыч узкоглазый! Уж рука моя не дрогнула бы!»

Едва Олег распрямился, как Мамай первым заговорил с ним:

— Правильно сделал, князь, что сам пришел ко мне. У вас на Руси говорят, что повинную голову и меч не сечет. Почему с пустыми руками пришел? Где дары твои?

— Не взыщи, хазрат-бек, — смиренным голосом произнес Олег, — сначала мне хотелось бы узнать, как друг ты пришел на мою землю или как враг?

Хазрат-бек означало по-татарски «ваше величество».

— Я пришел к тебе, как к своему даннику, князь, — нахмурившись, произнес Мамай. — До меня дошло, что ты ездил к Урус-хану, расположения его добивался. Как ты посмел отважиться на такое! Иль ты забыл, кто ярлык тебе давал! Хан Абдуллах вручал тебе ярлык, неблагодарная собака! А кто сделал ханом Абдуллаха? Я сделал! — Мамай ткнул себя пальцем в грудь. — Урус-хан — это щепка, занесенная в Сарай ветром из Синей Орды. Урус-хан долго пыжился, изображая из себя хана Золотой Орды. Но все же я разбил его, разогнал все его воинство по степям, как стадо испуганных джейранов. Теперь в Сарае надолго утвердился хан Абдуллах, сын Узбека.

Мамай слегка прокашлялся и продолжил тем же сердитым тоном:

— Хан Абдуллах поручил мне наказать тех русских князей, кто не привозил ему дань, кто ездил на поклон к Урус-хану. Ты в этом списке, князь, стоишь на первом месте. Абдуллах очень рассержен на тебя, князь, за то, что ты ездил на поклон к его злейшему врагу Урус-хану. И ты усугубил свою вину тем, что прошлой ночью твое войско нанесло большой урон моим туменам, разбившим становища у реки Трубеж и возле села Соколовка. Ты сам засунул свою голову в петлю, князь.

— Что ж поделаешь, — Олег с невозмутимым видом пожал плечами, — чему быть, того не миновать.

— А я вот велю голову тебе отсечь, князь, — угрожающе проговорил Мамай. — Затем все твои грады и села огнем выжгу.

— Ладно, хазрат-бек, руби мою голову, — сказал Олег, разведя руки в стороны. — Я в твоей власти. Но имей в виду, коль слетит моя голова с плеч, твой сын Солтанбек тоже останется без головы. Вот тебе памятка от него.

Олег достал из-за голенища сапога маленький костяной амулет на золотой цепочке и небрежным движением бросил его прямо к ногам Мамая.

Торопливо нагнувшись, Мамай подобрал амулет, грозная мина на его лице сменилась растерянностью и нескрываемой тревогой. Урусы пленили Солтанбека! Это его амулет! Так вот почему рязанский князь так уверенно держится. Солтанбек у него в заложниках!

— Верни мне сына, князь, — промолвил Мамай уже без надменности в голосе. — И мое войско немедленно уйдет с твоей земли. Клянусь!

— Это уже другой разговор, хазрат-бек, — улыбнулся Олег. — Твое миролюбие мне, как бальзам на душу. Коль разойдемся мы с тобой миром, то и сын твой к тебе вернется живым-здоровым.

Рязанские бояре не очень-то верили в то, что Олег сможет вернуться живым из Мамаевой ставки. Кое-кто из бояр полагал, что Мамай не отпустит Олега обратно, постарается обменять его на Солтанбека. И когда Олег все же вернулся в Рязань, то его старшие дружинники пристали к нему с расспросами, желая узнать, как ему удалось договориться с Мамаем.

— Не забывайте, други мои, что я несколько лет пробыл заложником в Сарае, — хитро усмехаясь, молвил Олег. — Из всех русских князей я ближе и роднее Мамаю не оттого, что свободно говорю по-татарски, но потому, что могу мыслить, как степняк. Я этого Мамая насквозь вижу! Мамай не успеет подумать, а я уже все его мысли знаю наперед. К тому же у Мамая имеется большой зуб на московского князя, который открыто отказался платить дань хану Абдуллаху. Узнав, что и я нахожусь в давней ссоре с Дмитрием, Мамай предложил мне заключить союз против Москвы.

Мамай сдержал свое обещание. Когда Олег отпустил на свободу Солтанбека и прочих пленных татар, Мамай ушел со своим войском в донские степи.

— Ты почто наказ мой нарушил? — сердито выговаривал Олег боярину Клычу Савельичу, вернувшемуся из Москвы. — Я же велел тебе не заключать с Дмитрием мирный договор, коль он не вернет мне Лопасню. Своевольничаешь, боярин! Поперек моей воли идешь!

Клыч Савельич пытался уверить Олега Ивановича, что при нынешнем существующем раскладе уступка Лопасни Дмитрию есть цена мира с ним.