ласки были замечены, потому что шафран скрыла эти действия в своем отчете, не желая навлечь на них неприятности.

Приморский дом, мимо которого бежала Шафран, направляясь к пристани, где должно было ждать сопротивление, на самом деле был Арисейг-Хаус на западном побережье Шотландии, в нескольких минутах езды на пароме от островов Эйгг, ром и Скай. Это была штаб-квартира учебных операций Бейкер-Стрит в Шотландском нагорье. В непосредственной близости от него стояло несколько загородных домов, разбросанных по захватывающему дух ландшафту озер, холмов и диких, пустынных пляжей. Они были реквизированы для размещения и обучения как британских агентов с Бейкер-Стрит, так и агентов из Великобритании, Чехословакии, Норвегии и других европейских стран, ныне находящихся под контролем нацистов.

Рокарий и огород, через который она бежала, деревья, изгородь, даже болотистый участок между садом и пляжем, где она сошла с тропинки и увязла в грязи, - все это находилось на территории Арисейг-Хауса. То же самое можно было сказать и о двух хижинах из красного кирпича, к которым вела тропинка через поле, обычно занятое скотом, построенных для персонала с Бейкер-стрит: одна служила складом боеприпасов, другая-тренировкой для допросов.

Сама Шафран жила в Гарраморе, викторианском охотничьем домике в трех милях к северу от Арисейга, в стороне от сахарного песка Камусдараха. Но после трехдневного жестокого допроса ее состояние было признано достаточно серьезным, чтобы поместить ее в комнату в главном доме, где доктор Магуайр мог присматривать за ней. Похоже, она не нуждалась в срочном лечении, и это было к лучшему, поскольку ближайшая больница находилась в тридцати пяти милях отсюда, в Форт-Уильяме. Однако существовала вероятность, что у нее было внутреннее кровотечение, а даже если бы и не было, то несколько дней отдыха и восстановления сил были бы вполне уместны.

После лишений в подвале и хижине для допросов новое жилище Шафран ей больше нравилось. Арисейг-Хаус был сдан в эксплуатацию в 1863 году как охотничий домик, построенный для богатого промышленника из срединных земель Англии в более крупном масштабе, чем Гаррамор или любая другая местная собственность. Он оставался неизменным в течение семидесяти лет, пока пожар не нанес такой страшный ущерб, что пришлось заново отстраивать дом. Работа была выполнена по самым высоким стандартам 1930-х гг. Все главные спальни имели свои собственные роскошные ванные комнаты. Повсюду было электричество, питавшееся от собственных генераторов дома, поскольку электричество не достигало этого отдаленного уголка Шотландии. Центральное отопление обеспечивало Эрайзигу иммунитет от ледяного холода, который, как обнаружила Шафран, к своему изумлению, когда она впервые приехала в Британию, все еще охватывал большинство самых величественных домов в стране.

Ей отвели спальню в углу первого этажа, которая выходила на две стороны. Из окон напротив ее кровати открывался вид на море, на маленький розовый садик, который с лужайками и деревьями мог бы радовать пейзажиста неделями. Окно справа от ее кровати и еще одно в ванной выходило на маленький дворик, где постоянно кипела жизнь, а сотрудники и стажеры с Бейкер-стрит спешили по своим делам.

Ее кровать была большой и блаженно удобной. Ванна была глубокая, и ей сказали, чтобы она отмокала в ней столько горячей воды, сколько захочет, чтобы расслабить свои измученные мышцы. Еда тоже была превосходна, потому что не только лучшие пайки выделялись специальным учебным заведениям, как официально назывались Арисаиг и здания вокруг него, но и большой огород при доме, а также олени, куропатки, лосось и морепродукты, которые можно было собирать с холмов и водоемов вокруг, обеспечивали великолепное разнообразие восхитительных свежих ингредиентов.

Лицо и тело шафран все еще болели, и жестокость ее обращения повторялась в кошмарах, которые заставляли ее просыпаться два или три раза за ночь, с учащенным пульсом, ее тело было покрыто потом, а глаза широко открыты от ужаса. Но, по ее мнению, этого следовало ожидать в рамках работы, на которую она вызвалась добровольно. Мирное пребывание в блаженной роскоши, однако, было неожиданным бонусом, и она решила использовать его наилучшим образом.

Ее настроение улучшилось, когда на следующее утро в палату вошла сиделка с подносом чая, домашним печеньем и большой пачкой писем и открыток от других членов банды с Бейкер-стрит, поздравляя ее с успехом и желая скорейшего выздоровления. Одно сообщение, казалось, пришло еще издалека.

Во главе листка стояла рельефная свастика, окруженная лавровым венком, под которым был напечатан адрес Рейхсканцелярии на Вильгельмштрассе 77, Берлин-Митте. Слова под ним были написаны от руки паучьим почерком, который весь мир научился распознавать.

Дорогая Фройляйн Кортни,

Пожалуйста, за плохой английский мои извинения примите. Но Моя славная судьба требует, чтобы я вам это письмо написал, так что я впечатлен вашим продолжительным сопротивлением интеррогации (это тоже одно слово по-английски, нет?).

Мои друзья Герр Геринг и герр Гиммлер согласны с этим. Я должен сказать, Дорогой Химми такой забавный человек, что вы полюбите его, когда узнаете поближе. Если вы этого не сделаете, я прикажу вас расстрелять.

Доктор Геббельс тоже без ума от тебя. Он также просит меня заверить вас, что это неправда, что в песне говорится, что у него вообще нет яиц.’ Он говорит, что у него их двое, и они большие и очень волосатые.

У меня тоже есть два. Ни одного, это полная ложь. Я должен это прояснить.

Также Ева шлет свою любовь, хотя у нее есть Эйн Гроссе темпертантрум, потому что все говорят, что вы более раскалены, чем она. (Я согласен. Но не говори Еве).

С уважением, Адольф Гитлер

Шафран сразу поняла, что бумага подлинная и что даже сам фюрер не сможет сказать, что это не его рука нацарапала слова. Личность писателя, однако, была раскрыта крошечными буквами на обратной стороне листа: "Как продиктовано фальсификатору.”

Шафран рассмеялась. Фальсификатор, как его все называли, был странным маленьким человечком, который выступал в роли наставника будущих агентов в темных искусствах обмана, вынюхивания и фальсификации. Он всегда был безупречно одет и несколько подобострастен, как чересчур внимательный управляющий отелем или ассистент в шикарном торговом центре мужской одежды. Однако вскоре стало ясно, что он обладает твердым умом, острым глазом и злым чувством юмора. Его кроткая внешность была в этом смысле еще одним способом дурачить людей. Все считали его бывшим преступником, специализировавшимся на мошенничестве или мошенничестве с доверием, хотя никто не осмеливался спросить его об этом в лицо.

Как бы он ни был искусен, фальсификатор оказался замечательным мастером. Он всегда