Завершая главу о событиях 1980 года, скажу: Джуна встречалась и с философами, и с физиками – теми, должен был по долгу службы обратить на нее внимание. Профессора, доктора философских наук И. Д. Панцхаву пришлось полечить от болезни Паркинсона, а также воздействовать на аденому. Резко улучшилось самочувствие. Этот акт заставил философа задуматься, что же собой представляет феномен? Конечно, статья Фридриха Энгельса «Естествознание в мире духов» хорошо ему была знакома.

Он пришел к выводу, дело не только в психотерапии, а «в более сложном явлении, которое непременно должно быть изучено». При этом профессор ссылается на мнение все того же Фридриха Энгельса.

– Такое явление, писал философ, – ни в коем случае нельзя игнорировать, а тем более считать каким-то мистическим, колдовским. Ведь писал же 100 лет тому назад Ф. Энгельс о сложности, неизученности такого явления как психика. Он прогнозировал, что, возможно, наука раскроет, какие физико-химические, биологические, электромагнитные процессы происходят в нашем мозгу…

* * *

И последнее. Расскажу подробнее о мнении того, кто, пожалуй, больше всех негласно противодействовал Джуне – академика Николая Блохина, президента Академии медицинских наук СССР, который принял меня в здании президиума академии на Солянке:

У меня позиция твердая была и остается: с научной точки зрения в этом феномене ничего нет. Чудесами и мистикой мы не занимаемся.

– Так что же будет дальше с ней? – обескураженный таким ответом, спросил я президента. И остался без ответа.

После визита Джуны в институт имени Сербского, просьбы Брежнева узнать, «лечит ли Джуна Генсека или калечит», второй раз обратился к президенту и поинтересовался, не изменилось ли его мнение относительно ее рук.

– Да, была Джуна там. Кстати, вы от кого узнали об этом? Вот видите, она уже козыряет этим обстоятельством. Нас попросили ее исследовать. Но науки там нет.

– А что есть?

– Мистика и чудеса.

Прошло еще несколько месяцев. Собрав все отчеты, вооружившись снимками, сделанными с экрана термовизора, я решил еще раз просить аудиенции у президента.

– Вот, говорю, Николай Николаевич, собрал все для вас материалы.

А гостеприимный хозяин, источая радушие, даже не глядит на мое богатство.

– Все это я уже видел…

– И снимки, сделанные в Институте рефлексотерапии?

Едва заметный кивок головы означал, что и эти снимки видел. Как и отзывы врачей поликлиник.

– Все они к науке не имеют никакого отношения.

И разговор пошел о шарлатанстве в медицине.

– Есть у меня убежденность, и ничем вам меня не переубедить.

– А у вас, между прочим, – заметил президент, глядя мне в глаза, – мистическая настроенность ярко выражена… Наша задача – охранять людей от шарлатанов. Изучать тут нечего, – заключил он, отворачиваясь от груды отчетов и снимков.

– Но ведь излучение налицо, оно вот, перед нами, какая это мистика и фокус?

– Излучение электрическое известно нам давно, но для терапии и диагностики никакого значения оно не имеет. Вы сделали грубую ошибку, что написали о Джуне… Что только теперь не пишут, даже, мол, по телефону можно установить диагноз, даже по фотографии… а что излучает фотография?

* * *

Новый 1981 год Джуна встретила в своей первой московской квартире. На двух жителей Москвы стало больше: ими стали Джуна Давиташвили и ее сын – Вахо, Вахтанг.

Дмитрий Чижков снимает Джуну с сыном Вахо

где рассказывается о мнемонизме и о наших известных современниках, подверженных этому феномену непризнания «очевидного-невероятного»; о гражданском мужестве и нравственности в науке, оказавшихся необходимыми для изучения столь безобидных явлений как телекинез и целительство; об успешных и безуспешных встречах с академиками и с писателем-академиком Леонидом Леоновым, поведавшим любопытные истории по вопросу, затрагиваемому в нашей книге; об официальном решении создать новую лабораторию для изучения, в частности, феномена «Д» и трудностях, встретившихся при неудачно начавшихся попытках «драться за дом»; о первом звонке президенту АН СССР и его шутке, от которой автору было не до смеха; и многих других радостных и печальных эпизодах, происходивших в жизни будущего старшего научного сотрудника Е.Ю. Давиташвили в 1981 году.

Из истории науки и техники известно о свойстве многих великих людей, получившем название мнемонизма: они не признают выдающихся открытий современности. Обычно приводят такие примеры мнемонизма: Наполеон не оценил силы пара и не поддержал изобретателей, работавших над созданием паровых машин, Вирхов не признавал учения Дарвина, а Дарвин, в свою очередь, осмеивал гипнотизм. И так далее…

Поэтому как ни огорчительно было слышать из уст президента медицинской академии уничтожающие отзывы о феноменах, я не терял оптимизма. Поддерживала мысль Макса Планка: «Обычно новые научные истины побеждают не так, что их противников убеждают, и они признают свою неправоту, а большей частью так, что противники эти постепенно вымирают, а подрастающее поколение усваивает истину сразу». Появился даже на основе этого высказывания афоризм: «Старые идеи не умирают, умирают их сторонники…».

С этим «законом признания» нужно считаться, особенно в той его части, где говорится о подрастающем поколении молодых ученых. Поэтому хотелось встретить ученых-ровесников, с которыми легче найти общий язык.

Помог в этом академик Юрий Борисович Кобзарев.

«Советский энциклопедический словарь» дает о нем такую справку:

«Кобзарев Юр. Бор. (р. 1905), сов. радиотехник, основатель научн. школы по радиолокации, акад. АН СССР (1970), Герой Соц. Труда (1975). Тр. по статистич. радиотехнике, теории колебаний. Гос. пр. СССР (1941)».

Упомянутую в этой справке Государственную премию СССР или Сталинскую премию, как она называлась в 1941 году, когда будущий академик стал лауреатом, он получил за радиолокаторы – те самые, что помогли стране встретить во всеоружии нападение фашистской авиации на Москву. Она оказалась лучше защищенной с воздуха, чем Лондон.

Будучи крупным специалистом в области радиолокации, физиком-экспериментатором ученый на всю жизнь сохранил пытливость, интерес к непознанным явлениям природы. Живя в молодости в Харькове, в бытность студентом слышал не раз профессора Платонова – основателя одной из школ отечественной психотерапии. Жизнь сложилась так, что интересы Юрия Борисовича оказались связанными с радиотехникой, но давний интерес к человеку, его поразительным возможностям он навсегда сохранил в душе.

Судьба распорядилась так, что ему официально поручили разобраться с деятельностью группы энтузиастов, занимавшихся на общественных началах проблемами изучения феноменальных способностей человека, относимых к области парапсихологии. Деятельности их грозило прекращение: эту общественную научную организацию как «лженаучную» намеревались закрыть.