Я моргаю, и он уже стоит прямо передо мной, свет отражается в его тусклых, ломких волосах.

— Мы не можем позволить ему найти тебя, — шепчет он, просовывая свою маленькую холодную руку в мою. — Поторопись.

Он тянет меня по коридору, подол моей ночной рубашки шуршит вокруг лодыжек. Розовые шёлковые ленты кружатся вокруг моих запястий и округлого выреза. Я комкаю рукой тонкую, незнакомую ткань.

Маленький мальчик оглядывается на меня.

— Не волнуйся, — говорит он. — Я не позволю ему найти тебя

— Кто ‘он’? — спрашиваю я.

— Мужчина, — отвечает он.

Он ведёт меня вверх по узкой лестнице на пятый этаж.

— Мы можем спрятаться здесь, — говорит он, открывая дверь в бельевой шкаф.

Я отдёргиваю руку.

— Нет.

Свет мигает.

— Поторопись, — говорит маленький мальчик. — Он идёт!

Тяжёлые шаги слышны вверх по лестнице.

Маленький мальчик протягивает руку.

— Пожалуйста.

Шаги становятся громче.

Я беру мальчика за руку и погружаюсь в темноту.

* * *

Я резко просыпаюсь.

Простыни вокруг меня холодные, влажные и смятые. Огромная дыра, которую мама оставила в моём сердце, снова вскрылась, кровоточит в лёгкие, невозможно дышать. Слёзы обжигают глаза, а резкие, сдавленные рыдания режут горло. Я пытаюсь убедить себя, что это был всего лишь сон, но мои кости болят от метаний в кровати, а кожа под глазами покрыта солью от слёз.

У меня есть два варианта. Я могу разбудить папу. Рассказать ему о сне и о том, что произошло ранее в ванной. Найти утешение в единственном родителе, который у меня остался, и в процессе испортить счастье, которое он смог найти здесь. Он одарит меня таким взглядом, который говорит, что он уже сомневается, что я когда-нибудь буду в порядке, и тогда мне тоже будет труднее в это поверить.

Или я могу полностью отключить свои эмоции.

Я хватаю рюкзак и направляюсь в бальный зал.

* * *

Мой плейлист с инди-роком крутится в ушах, пока я тренирую жете через весь зал. Это не традиционная балетная музыка, но мощь инструментов и эмоциональность вокала дают мне необходимый импульс, чтобы прыгать выше, растягиваться дальше, работать усерднее. Я теряюсь в историях песен и в ритме, проходящем через меня. Музыка делает меня смелой, заставляет меня хотеть устроить шоу для этого зала и всех, кто может быть в нём. Человек или отпечаток.

Живой или мёртвый.

Я лишь смутно ощущаю свою опору, когда кружу по залу. Большое жете, пируэт, арабеска. Большое жете, пируэт, арабеска. Я иду, круг за кругом, пока моё тело не начинает двигаться без мыслей.

Я подобна воздуху, а воздух ничего не чувствует.

Только когда мои лёгкие больше не могут качать достаточно быстро, чтобы дать мне необходимое дыхание, я замедляюсь. Волосы давно выбились из пучка, падая на глаза и прилипая к блестящей от пота шее. Песня заканчивается наступающей тишиной, и я делаю реверанс перед своей воображаемой аудиторией.

В тишине я слышу слабые ноты другой песни. Я проверяю телефон, но плейлист закончился.

Музыка не моя.

Я вытаскиваю наушники из ушей. Это та же вчерашняя песня, за напевом которой я поймала себя в душе. Только на этот раз она наполнена множеством других звуков — звоном хрусталя, приглушенным журчанием разговоров, хлопаньем пробок от шампанского — и всё это эхом разносится по пустому залу. Мелодия звучит издалека, и всё, о чём я могу думать, это то, что она, должно быть, просачивается сквозь стены из другой комнаты.

В обеденном зале?

Я кладу наушники в рюкзак и направляюсь к двери, мои балетные тапочки шуршат по ковру.

Я выхожу в вестибюль — на этот раз администратор работает над судоку — и направляюсь в столовую. Сжимаю пальцы вокруг дверной ручки. Музыка и болтовня становятся громче, жужжа у меня в ушах. Я открываю дверь…

Музыка прекращается.

Нахмурившись, я вхожу внутрь, но помещение выглядит точно так же, как бальный зал. Совершенно пустое, если не считать круглых столов. Персонал ещё даже не начал готовить его к завтраку.

Я выхожу в вестибюль, закрываю за собой дверь и возвращаюсь в бальный зал, прислушиваясь к песне, но там уже ничего нет. Только звук ластика администратора, стирающего ошибку.

ГЛАВА 17

ЛИЯ

МЫ ИДЁМ РУКА ОБ РУКУ мимо бесчисленных рядов палаток. Ночь золотистая от света уличных фонарей и кухонных костров. Алек ведёт меня к танцевальному павильону, из которого на улицу доносится ритм рэгтайма оркестра Палаточного города.

— Ты готова к этому? — спрашивает он, неуверенность в его глазах противоречит дразнящим ноткам его голоса.

— Я никогда ни к чему так не была готова за всю свою жизнь.

Он ухмыляется.

— Ну, тогда. Давай не будем заставлять тебя ждать ни минуты дольше.

В бальном зале воздух был пропитан запахом денег — он пульсировал от каждой украшенной драгоценностями шеи и пресных разговоров. Музыка была строго классической, алкоголь — исключительно шампанским. Здесь же, в танцевальном павильоне, деревянный пол липкий от пива и пота, воздух пропитан запахом помады и дешёвых духов. Туфли, купленные в комиссионке, топают по потёртым доскам, а оркестр разражается неистовой мелодией.

Это именно то, что мне нужно.

— Алек!

Алек поворачивается. Высокий, худой парень, похожий на рыжеволосую вешалку для одежды, выскакивает из толпы с напитком в руках. Он обнимает Алека за плечи и говорит:

— Мы уже начали думать, что у тебя ничего не получится, — его взгляд скользит по мне. — И кто эта прелесть?

— Лия Сарджент, — говорю я, протягивая руку.

Новоприбывший крепко пожимает мою руку.

— Фицджеральд О'Брайен, — говорит он, его дыхание пахнет алкоголем и можжевельником. — Друзья зовут меня Фитц.

— Фитц — мой старый друг, — объясняет Алек.

— Приятно с вами познакомиться, — говорю я.

Фитц поворачивает мою руку и целует костяшки пальцев.

— Большое удовольствие для меня.

Алек прочищает горло и смотрит на толпу.

— Сегодня вечером мы действительно тестируем пожарную безопасность.

— Да, — соглашается Фитц, не сводя с меня глаз.

— А если будет пожар? — спрашиваю я.

Фитц ухмыляется.

— По крайней мере, мы умрём, танцуя и напившись.

Девушка со светлыми волосами, тонкими и блестящими, как кукурузный шелк, появляется рядом с Алеком, задевая его плечо розовым рукавом с оборками.

— Привет, незнакомец.

— Клара, — отвечает Алек, не вполне встречаясь с ней взглядом. — Развлекаешься?

Она разговаривает с ним, но смотрит на меня.

— Разве ты не собираешься представить меня своей подруге?

Прежде чем Алек успевает ответить, к нам с танцпола приближается ещё одна пара: парень с черными, как смоль волосами и девушка с веснушками на лице.

— Мы знакомимся? — спрашивает новенький. — С