– Вот он, бездельник! Курит, глазеет на проходящих дамочек…

– …и все уже знают, что в морге безработица, – закончил фразу довольно молодой парень. Это были друзья Андрея – Начальник Розыска и один из Оперов – тот, что занимался борьбой с незаконным оборотом наркотиков.

Андрей хмыкнул:

– Можно подумать, вы уработались? – отшутился Андрей Юрьевич. – Сказывайте, че приперлись.

– Пошли к тебе, – сказал Начальник розыска, – дело есть. – И крыльцо опустело. В кабинете Опера извлекли из сумки пару бутылок коньяка и несколько свертков, пару консервных банок.

– По какому случаю банкет? – осведомился Доктор.

– Да понимаешь, Андрюша, вчера подняли одно тяжелое дело, ну и, конечно, отметили, потом добавили, затем продолжили.

– Короче, нажрались! – хмыкнул Андрей, разглядывая одну из бутылок.

– …А сегодня еле планерку высидели! Вот… затарились и поехали к тебе. А то у нас сейчас чревато. – Опер щелкнул пальцем по горлу, – а в кафе идти светиться… сам понимаешь… – Старший Опер сноровисто открывал бутылку, в то время как другой уже нарезал пластинами что-то аппетитного мясо-сального вида и запаха…

– Стой, не режь, убери газету! Сейчас Люба принесет посуду, – сказал Доктор, снимая трубку телефона: – Любовь Григорьевна, будь другом, принеси из столовой… ну, ты сама знаешь что. Да-да, на троих, только не копайся, пожалуйста, хорошо? – и, положив трубку, спросил у Оперов: – Значит, у вас пить нельзя, в кафе тоже, а в морге, значит, можно? Морг – самое злачное место?

– Ну у тебя, во-первых, удобно, а во-вторых, надежно, не засветишься! – ответил младший, разливая коньяк. – Проверено неоднократно.

Ну, а далее началась та самая пресловутая борьба со спиртообразным врагом, заключающаяся в прямом и конкретном его уничтожении. При этом «борцы» не забывали после каждого залпа на поражение уточнять, скривив лицо от омерзения, какое дерьмо находится именно в этом «пузыре». На полное уничтожение врага в двух бутылках потребовалось около двух часов, после чего «взыграло ретивое», и троица решила, что необходимо уничтожить еще одного врага. После бурного обсуждения классической проблемы – сколько брать и кому бежать, пришли к единому мнению – отправили самого молодого.

Эта борьба с вновь приобретенным врагом закончилась ровно в четырнадцать часов. Доктор, правда, вспомнил, что он выиграл спор и ему причитается халява – бутылка спиртного по выбору. Собутыльники… пардон, товарищи по оружию, решили было еще одного врага уничтожить, но Любовь Григорьевна наотрез отказалась идти за своим проигрышем и сказала:

– Завтра… вернее, в понедельник! Вам, Доктор, на сегодня хватит, – и, вздернув носик, ушла домой, громко хлопнув дверью.

Когда все сотрудники расходились по домам, двое собутыльников слегка заплетающимися языками вели неторопливый разговор о… да они и сами не знали о чем. Третий же, молодой Опер, откинувшись на спинку дивана, чуть слышно похрапывал.

День и вся рабочая неделя закончились. Андрей Юрьевич спор у своей медсестры выиграл.

* * *

После разговора с дядей Рахматшо не шел, а летел по улицам родного города. Его переполняли надежды на лучшую жизнь и не пугала перспектива работать по 10–12 часов – ведь он сможет высылать домой деньги, и мать с сестрой голодать не будут! Да он и сам мог бы за пару лет кое-что скопить. Вечером он позволил себе посидеть с друзьями в чайхане – дядя чуть денег подкинул – и впервые за несколько последних месяцев заплатил за себя. Когда Рахматшо пришел домой – было совсем поздно. Но мама еще не спала – она собирала вещи для поездки.

– Бачажон, сынок, – сказала она, устало опускаясь на скамеечку, – а может, ты не поедешь? Проживем как-нибудь… Знаешь, мне очень тревожно стало. Подумай, бачажон, подумай…

– Ну что ты, мама? – удивленно ответил сын. – Ведь дядя который год работает в России, и ничего, говорит, что на будущее лето машину купит! – и, чуть помолчав, сказал: – Нет, мама, поеду! Не пропадать же здесь с голоду.

Мать, тяжело вздохнув, поднялась со своей скамеечки и сказала:

– Ладно, ты мужчина. Садись, поешь немного.

– Нет, мама, я сыт. Лучше спать пойду.

На следующее утро мать отдала ему сапоги с ботинками и попросила отнести их к башмачнику. Рахматшо быстро собрался и вышел на улицу. Не успел пройти и ста метров, как его догнал «Мерседес», за рулем которого сидел его друг… бывший друг Рахим. Затормозив рядом с Рахматшо, он, опустив стекло и лучезарно улыбаясь, сказал:

– Садись, брат, довезу. Наверное, ни разу на такой машине не ездил, а?

В машине они некоторое время молчали, а потом хозяин делано равнодушным голосом поинтересовался:

– Поговаривают, что ты в Россию на заработки едешь?

– Ну, еду, – настороженно ответил Рахматшо.

– Молодец, настоящий мужчина должен уметь деньги зарабатывать, – и, помолчав, резко бросил: – Но еще мужчина должен уметь долги вовремя отдавать! А вот ты не только не отдаешь, но и сбежать от долгов хочешь! – прошипел Рахим, зло поглядывая на пассажира.

Рахматшо, понурившись, помалкивал, зная, что и оправдываться и обещать что-либо сейчас бесполезно. А Рахим, распаляясь, продолжал:

– Ты мне когда обещал долг вернуть? Ты, наверное, забыл, что с завтрашнего дня проценты начнут капать, а ты, оказывается, сбежать собрался? – И, помолчав, вдруг довольно добродушно спросил: – Куда едешь-то?

– Да подмоску… в Подмосковье, вот. Там с дядей на стройке буду работать и через два-три месяца все отдам.

Рахим, услышав это, аж присвистнул от удивления:

– А ты о процентах забыл? Ты хоть знаешь, сколько к тому времени будешь мне должен? Не знаешь…

Вдруг Рахим свернул к небольшому ресторанчику и остановился:

– Пошли, посидим… да не тушуйся, я угощаю! – и похлопал попутчика по плечу. В ресторанчике Рахим держался как хозяин. С подбежавшим официантом он говорил, едва цедя слова, высокомерно и одновременно грубо. А официант слушал, угодливо склонившись, и, когда Рахим сделал заказ, поцеловал ему руку. В отдельном кабинете, где накрыли столик, Рахим оглядел стоящие яства, сразу подобрел и, улыбнувшись, продолжил:

– Вот смотри, брат, что получается – ты уедешь, другой уедет, третий… Все должники разбегутся, а что нам останется? Самим идти работать на плантации, да? – и, наклонившись поближе в собеседнику, он шепотом спросил: – Ты знаешь, что дядя выращивает, а? Знаешь?

– Ну, знаю, то есть слышал, – шепнул Рахматшо.

– Ага, слышал он. Вот, чтобы ты никому не проболтался о том, что слышал, тебя и отправят работать на эти плантации. Стоит мне позвонить… ну, ты знаешь кому, и ты завтра уже в 6 утра будешь там вкалывать, убирать… хлопок! – жизнерадостно рассмеялся Рахим.

Рахматшо сидел, понурив голову. Вдруг Рахим, наклонившись к нему, прошептал: