Они наняли няню, и Марина в свободное время начала приобщать к прекрасному жен руководства завода и администрации городка. Она устраивала походы в ленинградские театры, музеи и экскурсии по достопримечательностям, делясь с окружающими своими взглядами на обустройство правильной и счастливой семьи. Причем общалась она исключительно с женами вышестоящих начальников. Медсестры и жены водопроводчиков ее не интересовали. Тогда снобизм Марины впервые неприятно удивил Лешу, вызвал раздражение и подозрения, не вышла ли она за него только потому, что хотела породниться с профессорской семьей. Правда, долго он на эту тему не размышлял, некогда было. Надо было делать карьеру и зарабатывать деньги. Он очень старался, поэтому карьера Алексея Левшукова шла в гору семимильными шагами, но тут началась перестройка, и завод пришел в упадок. Марина опять стала требовать, чтобы он увольнялся и возвращался под родительское крыло. Однако в перестроечной неразберихе Лешу опять повысили.

В этот момент на заводе и появился Михаил Иосифович Ковалевский. Он был старше Левшукова лет на десять, но представлялся просто как Миша. У Ковалевского были деньги и связи в постперестроечном правительстве. Он организовал приватизацию и через подставные конторы прибрал к рукам контрольный пакет акций завода. Леша, глядя на телодвижения Ковалевского, начал скупать акции завода у рабочих и служащих. Для этого ему пришлось даже как следует тряхнуть закрома своих родителей. У родителей наступили нелегкие времена, науку перестали финансировать, учебные институты пришли в упадок. Отец, будучи человеком умным, быстро обернул накопленные на сберкнижках деньги в доллары. Отдавать их Алексею он совершенно не хотел, видя в них кусок хлеба на старость. Алексей с трудом убедил отца дать ему эти деньги в долг и даже назначил вполне приличный процент. Против процента отец устоять не смог. Марина же, в отличие от его родителей, как выяснилось, большим умом не блистала и сидела, вцепившись в семейную сберкнижку, где накопленные в советские годы деньги ежедневно превращались в пыль. Он тогда попытался объяснить ей, что надеяться на сберкассу в перестроечном бардаке является верхом человеческой глупости. Тем более что на сберкнижке находились деньги, заработанные в советские годы именно им, и он имеет полное право ими распоряжаться. В конце концов, он несет ответственность за семью, в том числе и за Марину, и никогда вроде бы ее не подводил. Даже про инфляцию объяснил, и про валюту, и про удачный момент для вложения этих денег в активы. Марина ничего из его объяснений не поняла и категорически отказалась отдать сберкнижку, а он впервые поймал себя на большом желании вдарить ей как следует. Однако взял себя в руки и всего лишь наорал на нее, пообещав устроить ей жизнь исключительно на деньги с этой сберкнижки. Так они там и пропали, эти деньги, честно заработанные Лешей Левшуковым.

Конечно, с деньгами со сберкнижки его пакет мог бы оказаться и побольше, но восемнадцать процентов все-таки собрать удалось. Ковалевский же скупил все остальное. Мишу впоследствии многие называли аферистом, но Леша был с этим категорически не согласен. Миша просто вовремя подсуетился, а Левшуков сообразил взять с него пример. Как только не склоняли Мишу Ковалевского, даже заговор международного сионизма приплели. Конечно, пришел хитрый и умный еврей да облапошил простых русских дураков. Получалось, что дурак — это хороший человек, а еврей — плохой, в первую очередь потому, что умный. Однако Леша Левшуков прекрасно знал, каким был завод до прихода Ковалевского. Хитрый еврей Ковалевский завод перепродавать с целью наживы не стал, а начал его всячески развивать и перестраивать, создавая рабочие места и прекрасные условия труда для облапошенных им русских дураков.

Кроме того, Ковалевский оценил деловые качества Левшукова по достоинству и назначил его генеральным директором. Завод постепенно восстанавливался, набирал обороты, и они начали строить холдинг, присоединяя к нему похожие предприятия по стране. Соответственно росла и стоимость пакета акций Левшукова. Конечно, без нечестной игры слияние, укрупнение и поглощение не обходилось. Мозгом всех операций, безусловно, был Ковалевский, Леша же лишь исполнял и приводил в жизнь его гениальные идеи. Он практически все время проводил на работе и постепенно из генерального директора завода превратился в президента холдинга. Ковалевский не раз говорил Левшукову, что очень ценит его работоспособность, честность и порядочность, а Леша, в свою очередь, преклонялся перед умом старшего партнера и его умением налаживать нужные связи и легко входить в самые высокие кабинеты.

Ковалевский на официальных должностях не светился. Наверное, поэтому конкуренты, в свое время не разобравшись, кто является в их холдинге абсолютным злом, попытались взорвать автомобиль Левшукова. Бог миловал, Леша остался жив. Отделался небольшим ранением и повреждением радужной оболочки глаз. Врачи сказали, что если бы глаза были темными, то все вообще бы обошлось, а так придется носить черные очки. Глаза от дневного света Левшукову теперь нестерпимо резало. Но это все было полной ерундой, ведь Леша остался жить, а вот его водитель тогда погиб. Ковалевский полностью обеспечил семью водителя, а Лешу с официальных должностей убрал, поручив ему развитие и надзорные функции. Кроме того, Ковалевский настоял на том, чтобы Левшуков теперь передвигался исключительно в сопровождении охраны. Леша по-прежнему оставался правой рукой Ковалевского, но теперь и он находился в тени, переложив текущую работу на бывшего своего заместителя.

Левшуков следил за техническим перевооружением заводов холдинга и за строительством нового горно-обогатительного комбината. Внутренний аудит тоже лежал на нем. Это все требовало постоянных разъездов. Леша месяцами жил то в Китае, то в Белоруссии, то в Мурманске. Ясное дело, что в этих условиях о дружной семье за круглым столом пришлось начисто забыть, да в общем-то и вспоминать не хотелось. В семье Левшуковых каждый жил своей жизнью, как когда-то в семье его родителей.

Денег со временем стало довольно много. Столько, что можно было теперь о них не думать. Марина на всю катушку развлекалась, посещая различные мероприятия и изображая из себя светскую львицу. Она постоянно мелькала на фотографиях в разделах светской хроники разных глянцевых журналов. Не пропускала она и зарубежные светские мероприятия, показы мод, фестивали и кинопремьеры. Миша Ковалевский, жена которого никогда нигде не светилась, как-то попытался было даже с Мариной переговорить, чтобы она вела себя скромнее, но в результате махнул рукой.

— Дурак — это состояние души! — резюмировал он, и Левшуков с ним согласился. — Но это, Леша, твоя проблема. Очень большая проблема.

С этим Леша тоже спорить не стал. Он хорошо понимал, что поведение Марины угрожает не только его личному здоровью, но и благополучию холдинга. Люди, выставляющие свое богатство напоказ, обычно сильно раздражают окружающих. А раздраженная общественность может лавочку и прикрыть. Такие случаи всем теперь известны. Не в Чикаго живем. С Мариной надо было расставаться, и Ковалевский ему об этом недвусмысленно намекнул. И хоть мнение старшего партнера всегда имело для Левшукова огромное значение, но, надо сказать, он и сам уже не первый раз об этом задумывался.

Еще с перестроечных времен. С той самой злополучной сберкнижки с пропавшими на ней деньгами. Но тогда ему было не до развода, опять же ради близнецов он играл по правилам Марины и поддерживал видимость образцово-показательной семейной жизни. Он давно уже понял, что все представления Марины об обустройстве семьи сводятся к изображению внешне привлекательной картинки, которая в основе своей не имеет никаких реальных чувств. Марина играла в жизнь, а не жила. Однако актриса она была неплохая.