Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 15 16 17 18 19 20 21 22 23 ... 61
Перейти на страницу:

Потом Луиза ни с того ни с сего спросила:

— Тебе не кажется, что в брачном союзе есть что-то от архитектуры?

— Я был женат дважды, и ни первый, ни второй брак не продлился столько, сколько стоит все это, — ответил Джек, не отрывая глаз от массивной арки Септимия Севера.

При этих словах Билли принялся фыркать.

— Наверно, голоден, — сказала Луиза.

Они нашли pasticceria[9]где официант встретил их по-итальянски восторженно, пододвинул Билли высокий стульчик и сиял так, словно они были первыми посетителями в сезоне. Билли ткнул в него пальцем и проговорил «папа!», чем вогнал официанта в краску. Луиза порозовела. Джек так ухмыльнулся, что чуть челюсть не свело. Они заказали маленькие неаполитанские рисовые кексы и капучино. Рим оказался сладким до приторности. Он награждал, по крайней мере так было с Джеком, каким-то новым видом зубной боли.

Джек даже мысли не допускал, что римские переживания Луизы соизмеримы с теми, какие испытывает он; часто напоминал себе, что таких совпадений не бывает. Сокрушался, что превратил сам город в инструмент пыток.

В его положении виновен был Рим. Проблема заключалась в том, что здесь ты был словно на театральных подмостках. И не важно, в каком месте города ты находился, фоном всегда были ослепительные оперные декорации. Римские руины, средневековые мощеные улочки, ренессансные храмы, барочные фонтаны — все взаимозаменяемые и незаменимые. В каждой сцене приходилось говорить в гулкий зрительный зал, так что ты боялся произнести что-то банальное. И каждый раз ты ощущал это посмертие, словно великие события, рождение и крушение империй, расцвет и закат золотых веков прошли мимо тебя, а ты все еще — чудесным образом — жив. Но что уберегло тебя от истории? Любовь и состояние влюбленности: она была единственной ходовой монетой в Риме в эти дни. Она глушила вопль смертной плоти. Была единственным противоядием бегу времени, проверенным этими пышными декорациями.

Вот почему римлян не волновали древние камни, среди которых и по которым они каждое утро спешили на работу. Они беззаботно мусорили на улицах и оскверняли памятники, и menefreghismo — римский вариант пофигизма — диктовался необходимостью отступить в сторону, чтобы не захлестнул ревущий прибой истории. Те римляне, что не обрели невесомость любви, носились со своими мобильными телефонами по городу, платя агентствам за получасовые новости в безумном желании находиться в курсе всего, все решать на ходу и тем не менее зная, что это их отчаянное усилие обречено. Потому что в Риме только одно состояние допустимо, только одна повесть освобождает вас от долга перед историей. Если можешь страстно любить и вызывать столь же страстную ответную любовь, тогда тебе дано парить над ускоряющимся распадом. Если же не можешь, тогда ретиарии[10]смерти волокут тебя по грязной арене под вопли и улюлюканье толпы.

— Отчего ты хмуришься? — спросила Луиза. — Вечно у тебя хмурый вид.

— Разве? Просто задумался. Еще кофе?

Луиза хотела было что-то сказать. Ей нравилось думать, что дело в другом. Но вместо этого встала.

— Ну что, пойдем?

— Хочешь еще что-нибудь посмотреть?

— Я уже как пьяная от этих камней.

— Можем пойти к реке. Взглянуть на знаменитый Тибр.

— Конечно. А потом пойдем обратно, а? Немного вздремнем? У меня уже ноги не ходят. Можно было бы купить чего-нибудь по дороге и поесть дома. Что скажешь? — Она так смотрела ему в глаза, словно ждала ответа на признание.

— Звучит заманчиво.

Они спустились к реке. Билли уснул в своей коляске. Они рискнули немного пройти по двухтысяче-летнему мосту Фабриция, вглядываясь во вздувшиеся серо-зеленые воды. Джек вслух прочел пассаж из путеводителя о реке, полной трупов и шипящих змей в дни упадка империи; о царях, императорах, папах, антипапах и политических фигурах, которых убивали и бросали в Тибр. Что было чуть ли не традицией.

— Не собираешься и меня бросить туда же? — спросила Луиза.

— Пока нет, — ответил Джек.

11

Тем вечером Луиза удивила Джека, ибо не только накрыла стол (спагетти под жгучим, пряным соусом, салат и вино), но и зажгла свечи и подкрасилась, подвела ярко-розовым губы. Джек был смущен. Ведь они никуда не собирались выходить и, кроме него, некому было оценить ее старания.

Играла музыка, мерцали по всему дому свечи.

— Кэтлин Ферриер, — сказала Луиза, меняя компакт-диск в проигрывателе. — Отец обожал ее.

Джек учился не относиться к чему-то с ненавистью только потому, что это нравилось отцу. Женский голос был исполнен такой проникновенной чистоты, что у него мурашки побежали по коже.

— Он любил сопрано, да?

— Контральто, — поправила его Луиза, и Джек почувствовал себя дураком.

Это происходило после того, как она приготовила ужин для них двоих. «Поцелуем дядю Джека на ночь?» — сказала она Билли, перед тем как нести его в спальню укладывать спать. Дядя Джек получил свой поцелуй и почувствовал, как сердце у него снова сжалось. Но ему понравилось, что его назвали «дядей». Это помещало его в сердцевину вещей.

Луиза попросила его поискать салфетки и раздвинуть стол. В салоне стоял нарядный ореховый буфет, куда он сразу же и полез. Выдвинув ящик, обнаружил кучу бумаг, писем, счетов и набор газетных вырезок, схваченных скрепкой. Вырезки были сплошь из итальянских газет, и на каждой — фото Анны-Марии Ак-курсо, волоокой итальянской красотки с волосами цвета воронова крыла. Ему не нужно было уметь читать по-итальянски, чтобы догадаться, о чем идет речь. На каждой вырезке выделялись аршинные буквы заголовка: suicida.[11]Он перевел взгляд на дату публикации: 17 февраля. Отметив в уме не забыть спросить Луизу об этой истории, он отложил бумаги и, пошарив в ящике, нашел салфетки.

Через некоторое время он услышал шум включенного душа, а еще чуть позже появилась Луиза с накрашенными губами и подведенными глазами, словно готовая, подумал он, идти на приступ злачных мест Рима. Джек захлопал глазами, но ничего не сказал. Всякие мысли о газетных вырезках вылетели у него из головы.

Первым делом она принялась за красное вино, и пусть ему показалось, что она слишком быстро прикончила бутылку, он снова ничего не сказал. Пришлось открыть новую, прежде чем они приступили к ужину. Разговор зашел о Натали Ширер, они гадали: кто она такая? Джек пренебрежительно отозвался о приятелях отца, но, к его удивлению, Луиза стала защищать старика.

— Знаю, у тебя есть причина ненавидеть его, — сказала она, — но он во многих отношениях был примечательной личностью.

Джек не желал с этим соглашаться.

1 ... 15 16 17 18 19 20 21 22 23 ... 61
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?