Диана выполнила несколько упражнений на растяжку, пока по телу не разлилось приятное тепло. Ей так и не удалось вспомнить, когда она ела в последний раз, а еды дома не было. Ладно, поголодать полезно для тела: живот станет упругим, а голова свежей. Однажды она пришла к выводу, что процесс приема пищи отнимает у нее слишком много энергии. Фрай изучающе окинула взглядом свое отражение в зеркале: никаких последствий травмы на лице не осталось. Но это не означало, что сама рана исчезла так же легко. Нет, просто ее рана была из тех, которые никто другой не сможет увидеть и, соответственно, не сможет сказать, что она – меченая. Так что ей повезло намного больше, чем Мегги Крю. Намного больше.

Она, как и Мегги, не желала, чтобы посторонние разглядывали ее уродство. Фрай знала горький вкус обиды на тех, кому известны ваши сокровенные тайны. Однажды она вдруг почувствовала, что ей необходимо вылезти из своего убежища и посмотреть людям в лицо, – все то же самое, что она говорила Мегги. Конечно, вряд ли удастся избежать людских обид.

– Что за идиотизм! – воскликнула Диана, мысленно запрещая себе разговаривать с собой. Но на самом деле эти слова адресовались Бену Куперу: Диана как раз вспомнила, как мило он спелся с Тоддом Уининком. Удивляться не приходилось: два сапога пара. «Кроме того, – подумала она, – даже Бен Купер не знает все ее тайны».

По дороге в Шеффилд Фрай постепенно успокоилась. Бесконечная череда домов и фабрик, смыкавшихся вокруг нее, защищала Диану от темных холмов, которые она оставила позади, в Дербишире. Впервые она оказалась в этом городе в поисках школы боевых искусств, желательно подальше от Эдендейла: школа дзюдо, где занимался Бен Купер, стала для нее запретной зоной. Потом вид городских улиц напомнил ей, зачем именно она сюда приехала.

Направляясь прямо в центр города, она поехала по кольцевой дороге, затем оставила машину на многоэтажной парковке рядом с улицей, где располагался большой торговый комплекс. Пешком добралась до перехода у подножия холма и, подождав, пока пройдет трамвай, перешла дорогу.

Старый железнодорожный мост исчезнет, когда модернизация доберется до этой части города, а пока его опоры служили домом для небольшой группки людей. Даже не группки – они все были сами по себе. Лежали в спальных мешках, под грязными одеялами и картонными коробками, все в одной куче, но при этом каждый – в своем обособленном мире, не разговаривая с другими или вообще не признавая факт существования окружающих. Они отгораживались от остальных, чтобы защитить себя. Фрай знала, что при необходимости сознание человека способно игнорировать многое, даже в ситуации непосредственной близости других людей.

Под мостом проходил канал. Здесь находился полный грязной воды шлюз, ожидавший момента, когда разрешат приподнять лодки еще футов на десять к холмам за городом. Раньше пространство под мостом использовалось под мастерские и склады, но уже многие годы проходы в помещения были заколочены. Правда, местами с дверных проемов доски отодрали, и теперь за ними открывались глубокие промозглые пещеры, входить в которые было бы не самым умным поступком.

Фрай подождала у шлюза. Через несколько минут из тени под мостом вынырнула какая-то фигура и направилась к ней. Женщина, на несколько лет моложе самой Дианы, смотрела одновременно утомленно и вызывающе.

– Раньше я тебя здесь не видела. Чего надо?

Фрай устремила на нее суровый взгляд, но не увидела того, что искала.

– Просто ищу, – сказала она.

– Секс? Наркотики?

– Нет.

– Тогда ты наверняка из копов.

– Я ищу эту женщину.

Фрай достала из бумажника фотографию, старую и потрепанную, сделанную не менее десяти лет назад. Диана знала, как мало шансов, что человека опознают по фотографии, но другого выхода у нее не осталось. И она продолжала свои попытки: если уж начала, то надо пытаться до конца.

– Никогда ее не видела.

– Вы даже не рассмотрели как следует.

– У нее что, проблемы? – Женщина взглянула на фото и скривилась. – Брось. Для начала, она слишком чистенькая. И что это за прическа такая, а?

– Теперь она, возможно, выглядит иначе, – заметила Фрай.

– М-да? – засмеялась женщина. – Тогда ты просто теряешь время, цыпочка.

Женщина пошла прочь. Так же как уходили и все другие. Фрай хотелось схватить ее, сбить с ног, оглушить, притащить в участок и допрашивать до тех пор, пока та не расскажет все, что нужно. Но она находилась не на своей территории, и ей приходилось выпрашивать информацию. Она и так слишком рисковала. Да она была просто идиоткой. Что заставляло ее продолжать этот розыск? Долгое время Диана пыталась подавить в себе эту потребность, так почему же она опять взяла верх? Она знала почему. И в этом тоже был виноват Бен Купер.

Фрай вдруг подумала, что Купер совсем не вписался бы в этот город. Он был словно прикован, как заключенный в тюрьме, к тому месту, где родился. Он совершенно потерялся бы на этих улицах, но никогда не терялся на пустошах. Бен Купер нюхом чуял путь, как пастушья собака, – Диана видела, как он это делает, и это сводило ее с ума.

Но сейчас даже Бен Купер, наверное, уже был дома. Скорее всего, со своими родственниками на ферме по дороге на Хаклоу. Уютное он себе свил там гнездышко – Диана однажды видела овцу, удобно устроившуюся на соломе в сарае.

Диана Фрай всегда считала, что дом – самое безопасное место. Никто не предпочтет оказаться ночью на холмах.

А сейчас на пустошь спустилась тьма – мир множества черных теней, порождающих причудливые очертания и еле заметные глазу движения. Танцовщицы не боялись тьмы, и он тоже. Ему нравилось гулять ночью по карьеру, вытянув перед собой руки, словно он был слепым, осторожно нащупывая путь в темноте, лаская кору тонких березок, дотрагиваясь до веток, свисавших прямо к лицу. Хруст вереска под ногами напоминал легкий шепот, а дорогу освещали только звезды и блеск кварцевых часов.

В темноте он чувствовал весь мир. Не маленький его кусочек вокруг себя, а весь мир вширь и вглубь, и этот мир размеренно дышал. Он ощущал тепло земли под ногами и касался огромного пустого неба. Весь его разум сосредоточился на ритмичной пульсации тела, вот-вот он оторвется от земли и улетит в небо. Он научился видеть, как черные деревья, пролетая под ним, все быстрее и быстрее уносятся вдаль… и наконец он увидел всю долину и весь Пик-парк, весь Дербишир, чьи города и поселки на фоне черных холмов внезапно стали маленькими и незначительными, а освещенные улицы превратились в тонкие нити паутины.

Там, внизу, все казалось таким крошечным и неважным. Не чем иным, как фильмом о песчинках человеческих жизней на лице земли. Стоит тектоническим плитам там, в глубине, подняться, и все эти города и поселки будут навсегда стерты с земной поверхности; словно природа сама приведет себя в порядок, убрав следы цивилизации, как горничная в гостинице меняет постельное белье, как домохозяйка встряхивает простыни, избавляясь от пуха и частичек отмершей кожи, и расправляет покрывала, стараясь скрыть пятна.