Он хватает пальцами густую шевелюру умирающего копа, наклоняется и с улыбкой заглядывает ему в глаза.

Он с точностью знает, когда коп умирает. В этот момент происходит нечто необъяснимое, будто что-то… исчезает. Когда-то Ларкс гадал, может ли это быть покидающая тело душа, но так и не пришел к однозначному ответу.

Отпустив полицейского, он поднимается и осматривается. В палате шесть коек, но заняты лишь четыре.

Макхейл, Гиллиан, Слейд и Марчелло. Все четверо под капельницами, забинтованы и загипсованы. Ларкс проходит между койками, не выпуская из рук нож. Мешкать нельзя – у копа вполне может быть напарник, отошедший на несколько минут за кофе, – но торопиться он тоже не хочет.

Сначала он склоняется над Марчелло. Коротышка выглядит неплохо. На теле никаких бинтов, замотана только голова. Ларкс ощупывает бинты, пытаясь найти рану, и тут Марчелло открывает глаза. Заметив Ларкса, он хочет заговорить, но Ларкс прикладывает палец к губам, приказывая молчать. Марчелло повинуется, думая, что тот пришел их освободить.

Раздается металлический лязг. Оказывается, Марчелло прикован к койке наручниками.

Губы Ларкса растягиваются в улыбке. Значит, его аудитория никуда не разбежится, даже если захочет. Замечательно. Он медленно окидывает взглядом другие койки, отмечая их местоположение.

Он начинает с Марчелло. Быстрое движение отцовского ножа – но не размашистое, а куда более артистичное. Марчелло в ужасе таращит глаза. Ларкс уже у койки Гиллиана, перерезает тому глотку таким же образом, как и итальянцу. Глаза Гиллиана распахиваются от боли, он захлебывается кровью. С Макхейлом Ларкс проводит ту же процедуру, но в этот раз делая разрез чуть правее. Теперь очередь здоровяка Слейда.

Ларкс всаживает нож глубоко ему в горло и описывает лезвием дугу. Слейд внезапно приходит в себя. Его глаза навыкате, он хочет кричать от боли, но изо рта вырывается лишь сдавленное бульканье.

Ларкс отступает к двери и любуется своей работой. Четверо мужчин попарно. Кровь хлещет под таким углом, что льется в узкий проход между койками. Ларкса тянет пройтись там, но он знает, что не должен этого делать. Он ведь не психопат. Психопат бы не удержался.

Он дожидается, пока все четверо умрут, и внимательно осматривает себя. Несколько капель крови на правом рукаве. Он снимает халат и бросает на пол.

Переступив через тело полицейского, Ларкс выходит в коридор. Оглядывается по сторонам. Никого.

Он уходит.

Ему не терпится рассказать обо всем Фиску. Ларкс знает, что тот будет доволен.

Колумбийский университет

Шесть лет назад

– С дороги, пузан!

Мэтт стоит в снегу. Облачка пара вырываются изо рта. Автомобиль Брэда Матесона, в котором помимо самого Брэда сидят несколько его дружков, вот-вот наедет на Фогги Нельсона. Фогги – прозвище Франклина Нельсона, соседа Мэтта по комнате. Он тоже учится на юриста. Отличный парень.

Таких нынче мало.

Брэд успевает затормозить, но колеса проскальзывают на ледяной корке, и машина по инерции проезжает еще немного и ударяет Фогги сзади. Тот спотыкается и едва не падает.

– Беги, поросеночек! – орет Брэд.

Фогги стыдливо оглядывается по сторонам, видит снисходительные взгляды прохожих и начинает бежать вразвалочку, настолько быстро, насколько способно его слегка полноватое тело. Брэд с приятелями заливаются смехом и снова поддают газу.

Ребята вроде Брэда хорошо знакомы Мэтту. Точно такие же издевались над ним в школе. Парни с толстым кошельком и почти полным отсутствием мозгов, склонные к спонтанным проявлениям жестокости, которые, впрочем, обычно проходят с возрастом. Но не у всех. По мнению Мэтта, те, у кого и с возрастом не проходит тяга к издевательствам, становятся либо преступниками, либо полицейскими.

Между первыми и вторыми – тонкая грань.

Фогги недостаточно быстр, и Брэд снова его нагоняет. Бампер задевает Фогги за ногу, на этот раз сильнее, и тот, поскользнувшись на льду, падает лицом вниз. Вокруг разлетаются учебники.

Брэд давит их колесами. Мэтт подходит поближе. Машина едет навстречу, и в его голове формируется образ. Мэтт видит за рулем хохочущего Брэда, которого дружки похлопывают по плечу.

Мэтт переходит дорогу и помогает Фогги подняться.

– Спасибо, – говорит тот, печально глядя на грязные растерзанные книги.

– Чего они к тебе пристали? – спрашивает Мэтт.

Фогги лишь пожимает плечами.

– Не нравлюсь я этому уроду, вот и все.

Мэтт нагибается, чтобы поднять учебники, не забывая предварительно пошарить тростью. Нельзя выходить из образа.

– Придется терпеть, – продолжает Фогги. – Недолго осталось, всего каких-то три года.

Мэтт как никто знает, во что могут превратить человека три года издевательств. Поэтому вечером он надевает черные джинсы и куртку, берет специально купленную лыжную маску и выбирается по пожарной лестнице на крышу университета. Крыша поддерживается в чистоте и хорошо освещена. Кругом прожекторы, вдоль дорожек – фонари. С точки зрения безопасности все просто замечательно, а вот для Мэтта – хуже не придумаешь.

Что ж, надо поддерживать себя в форме. С той ночи в Адской Кухне Мэтт редко выходил на крыши. Он залег на дно в ожидании возвращения Стика. Скучал по его ругани и готов был вынести любое наказание. Но Стик, очевидно, понял, что произошло, и никак не давал о себе знать. Тянулись молчаливые дни, и Мэтт понимал, что наставник разочаровался в нем. С этим он ничего не мог поделать. Не проходило и дня, чтобы он не вспомнил ту девушку, ее крик ужаса и тот мерзкий, тошнотворный шлепок, когда она ударилась о землю.

Даже сейчас ему приходится отгонять эти воспоминания.

Мэтт натягивает маску, набирает в грудь побольше морозного зимнего воздуха и пересекает крышу.

Он находит Брэда лишь спустя пару часов. Этот идиот появляется, когда Мэтт уже практически отморозил себе задницу. Брэд не один, с ним девушка. Кажется, Салли. Мэтт следит за ними с крыши. Салли пытается сбежать от Брэда и вернуться в женское общежитие.

– Брэд, прекрати, я же сказала «нет».

– Да ладно тебе, Салли! Пошли ко мне, у меня пивко есть, таблеточки…

– Ты спятил? Если тебя застукают, то сдадут в полицию.

– Что с того? Шеф полиции – приятель моего папаши.

– Хорошо тебе. Вот только у других таких связей нет.

Брэд начинает лебезить.

– Детка, я не дам тебя в обиду. Если будешь гулять со мной, тебе ничто не будет угрожать.