Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я подумал, а что, если пройти всю стену из конца в конец? Все шесть с половиной тысяч километров? Остаться жить в этом мире, том мире, который не доступен большинству людей, и не потому, что они не могут туда попасть, просто – не хотят, может, даже не знают, что он существует, а скорее делают вид, что не знают, просто – завязли в паутине продажных мечтаний, создали себе новых, искусственных богов, и уже не в состоянии отличить то, что есть на самом деле, от того, что сами себе придумали, или придумали другие люди для них… Да что там, я и сам такой же. Ведь ничего нет проще, чем уйти в другой мир, зная, что случись что – и ты легко вернешься обратно, улетишь первым же рейсом, и снова заживешь припеваючи, потому что на счету у тебя миллион долларов. Или наоборот, легко человеку, у которого ничего и никого нет, и соответственно нечего и некого терять. А вот большинству людей – людям «средним», «обычным», у которых есть вроде все, или многое, но чего-то все равно постоянно не хватает, и которым вроде есть куда идти и вроде есть к чему стремиться, или по крайней мере им так кажется, – этим людям как раз-то труднее всего. Их легче всего взять в плен, потому что они никогда и не знали свободы. И каждый из них проходит свою Стену, изо дня в день неся по ней собственноручно водруженные на себя кресты, как правило, даже не подозревая об этом. Свои шесть тысяч пятьсот километров, только без Солнца, Ветра и Гор, без Дождя, Снега и Зноя. Шесть тысяч пятьсот километров рафинированного, консервированного подобия жизни в сладком синтетическом сиропе. Шесть тысяч пятьсот километров скудной дороги к забвению.
VIII
На следующий день, утром, мы выезжали на поезде в Чендэ, второй город нашего совместного путешествия. Дорога проходила среди бурых гор, меж которых ютились зерновые поля и маленькие деревеньки. Я не выспался, и поэтому основную часть пути дремал, прислонившись к стенке сидячего вагона. Настя слушала плеер. Вагон был заполнен пекинцами, видимо, ехавшими в Чендэ на выходные.
На перроне нас встречал нас встречал новый гид – пожилой интеллигентный китаец в очках и с табличкой “Welcome Russian friends!” на груди. Эту табличку я заметил еще из окна вагона. Гид, представившийся нам по имени Яша, которое дико диссонировало с его чинным степенным обликом, проводил нас через маленькую привокзальную площадь, заполненную бегущими куда-то людьми, чемоданами и обрывками газет, к припаркованному поодаль видавшему виды микроавтобусу, раскаленному безжалостным полуденным солнцем.
На улицах этого города, по которым мы проезжали, пропитывая своим потом протертые сиденья, мной овладело странное ощущение, будто я вернулся домой. Что-то неуловимое в воздухе китайской провинции напоминало мне о родном городке. Наверное, во всех провинциальных городах есть что-то похожее, подумал я, и тут же перенесся мысленно туда, где провел почти всю свою жизнь. Там, в моем родном городе, тоже была жара, пыль и мусор на улицах, автобусы без кондиционера, и прямо сейчас, наверное, кто-то из тех, кого я знал лишь в лицо, ехал в одном из них, мечтая о том, чтобы в один прекрасный день все это закончилось. Мечтая так же, как и каждый день до и после этого, кроме субботы и воскресенья, когда можно было заняться домашними делами и, может быть, даже сходить куда-то выпить, уносясь в мир, где ненавистная работа и чадящий автобус кажутся только страшным сном…
Автобус подвез нас к грязноватому ресторанчику, в котором мы незамысловато пообедали привычной уже местной едой. Допив побыстрее безвкусный зеленый чай – задерживаться в этом ресторане не очень хотелось – мы снова погрузились в автобус, и уже минут через пять остановились у ворот императорского парка, ради которого, собственно, и приехали в Чендэ: все здесь, как и в родном городе, было рядом. После Москвы и Пекина я уже успел отвыкнуть от таких коротких расстояний.
Проведя нас в парк, Яша принялся подробно рассказывать об исторических подробностях строительства и развития парка, о мифологических традициях, лежавших в основе его архитектуры. Честно говоря, у меня не было ни малейшего желания слушать очередные сказки китайских императоров в переложении на русский язык – я их уже порядком наслушался в храмах и дворцах Пекина. Чего я хотел от этого парка – так это спокойствия и уединения, порядком устав от суеты больших городов и беготни по экскурсиям. Вполголоса я сообщил о своих соображениях Насте. Она неуверенно кивнула, я обернулся к Яше:
– Вы знаете, все это, конечно, очень интересно, но мы, честно говоря, хотели бы погулять немного по парку самостоятельно.
Китаец пару секунд переваривал мои слова, потом с пониманием улыбнулся и ответил:
– А-а-а, я понимай, вы хотеть уединиться вместе!
– Да не так чтобы вместе… то есть не в этом смысле… то есть мы не вместе… тьфу, блин, короче, мы хотим просто погулять. Одни, без сопровождения.
– Но-о-о, я не могу вас так оставлять. Вы потеряться. Заблудиться. Парк большо-о-ой.
– А вы не бойтесь. Мы купим карту. Все будет окей.
– А-а-а, окей? – он заулыбался и закивал головой, будто я несмешно пошутил, но он должен из приличия посмеяться. – Так я вас подождать?
– Не надо нас ждать. Напишите нам по-китайски название отеля, чтобы мы могли его показать таксисту, когда будем возвращаться домой. И все – вы свободны, мы свободны, всем хорошо.
– А-а-а, всем хорощо… – протянул он, все так же кивая и улыбаясь. Видимо, хоть говорил он и неплохо, смысл сказанных мною слов доходил до него довольно медленно и не всегда верно. На лице его отразилась некая внутренняя борьба.
– А-а-а, ну хорощо-о-о, – подумав, повторил он. – То есть вы хотите, чтобы я уехал и оставил вас одних? Но-о-о, тогда вы не узнать многое об истории императора, вы не находить самый красивый место…
– Ничего, мы справимся. Вы, главное, не беспокойтесь. Мы взрослые уже мальчик с девочкой.
Он снова подумал. Видимо, мой напор поставил его в тупик.
– Ну-у-у, хорощо-о-о… Тогда я уезжать?
– Конечно! До завтра! – мне не терпелось уже с ним расстаться.
– Ну-у-у, до завтра… Хорощо отдохнуть! – он еще покивал неуверенно