Валерий успел привыкнуть к тому, что тренеры доверяют ему, как профессионалу (Марьенко после игр обычно говорил Воронину: «Спасибо, профессионал!») И вдруг «Петрович» (Морозов) не хочет понять его нежелание форсировать форму. Противится желанию Воронина готовиться по собственной программе.

В Лондон он уезжал без гарантий на место в основном составе. И, действительно, против Кореи Воронин не играл. А выигравший состав, как известно, не меняют. И всем стало ясно, что и с Италией играть он не будет. Тем более, что накануне матча его делегировали на какое-то представительство, куда посылают тех, кто в предстоящем матче не занят и слегка может расслабиться — сигарету, допустим, выкурить. И вдруг уже вечером, накануне отбоя, Морозов говорит ему: «Готовься!» Морозов, вероятно, сообразил, что Воронин при Бескове оба раза здорово сыграл с итальянцами — и глупо будет не бросить опыт этот в топку.

Воронин никогда не рассказывал про ночь перед матчем — может быть, и заставил себя заснуть (к таблеткам от бессонницы он уже тогда начал привыкать), а может быть, и мучился бессонницей. Но на игру с итальянцами он вышел в лучшем своем виде — и доказал бессмысленность морозовских сомнений и придирок.

…Второй подряд чемпионат мира Пеле не дали играть — начиналась бесконечная полоса осознанной жестокости в футболе. Беспощадная грубость по отношению к талантливым форвардам существовала, в общем-то, всегда. Не надо очень уж далеко ходить за примерами. В нашем послевоенном футболе главенствовали два стойких мифа — о Федотове и Боброве. Но истинные свидетельства о высочайшем классе Григория Ивановича датированы предвоенными годами, а «Бобер» в свою настоящую силу выступил в одном-единственном сезоне сорок пятого года. И мы о них судили по отдельным фрагментам, продолжавшим работу на легенду. И никто не мешал нам ненавидеть тех, кто исказил и укоротил жизнь в футболе Федотова и Боброва. А вот негра из Мозамбика, выступавшего за португальскую команду, никто особенно и не укорял. Изменился мир — и талант подчинялся в нем результату, которого добиваться поощрялось любой ценой. Пеле — хроника, изображавшая его уход с поля: убитый горем инвалид, закутанный в плед, под дождем, обошла весь мир — проклял всех виновников случившегося с ним и поклялся ни ногой больше на мировые чемпионаты. Этой клятвы он не сдержал — желание сделать все от него зависящее для возвращения своей стране титула превозмогло нанесенные ему палачами от футбола обиды. И в Мексике он играл за сборную Бразилии…

Я сейчас подумал, что Воронин — он, правда, не форвард, а игрок средней линии — практически избежал сколько-нибудь серьезных травм (про невидимую миру психологическую я ранее обмолвился) и какие могли быть сомнения в его долгой карьере футболиста.

Хотел сказать, что в отсутствие тяжело травмированного Пеле венгр Альберт и португалец Эйсебио баллотировались в главные герои лондонского турнира. Но это не совсем по отношению к ним справедливо — Альберт был лучшим на поле и в знаменитом, выигранном сборной Венгрии у бразильцев матче, где Пеле провел на поле от свистка до свистка, а Эйсебио и в присутствии великого форварда котировался как конкурент или возможный преемник.

Удачная игра Валерия Воронина в обороне против обоих форвардов автоматически выдвигала и его в герои Лондона. Журналисты радовались успеху своего любимца — и немедленно включили его в символическую сборную. Из борьбы с тренером и судьбой он вышел, казалось бы, абсолютным победителем.

В ресторане ВТО им, разумеется, тоже гордились. Со всех сторон ему расточали похвалы. Но понастоящему заинтересовала его в многоголосом разговоре реплика хорошего, однако, не слишком знаменитого артиста, покойного Вали Абрамова. Тот сказал, что Эйсебио не кажется ему великим игроком. Воронин протянул Абрамову руку: «Вы понимаете в футболе!» Ему тактически правильнее было бы, на взгляд некрупного человека, приподнимать Эйсебио, с опекой которого он справился. Но он-то оставался человеком крупным — и не хотел извинять себя за неудачу с Пеле…

Тот матч, на котором Валерий присутствовал в качестве почетного гостя, «Торпедо» проиграло «Шахтеру». Что же — проигрыши случались и при Воронине. Разница была лишь в самоощущении — уходил он в сборную из команды — прошлогоднего чемпиона, а вернулся в клуб, привлекающий зрителя громкими именами (Стрельцов, к тому же, разыгрывался — и разговор о привлечении его в сборную не раздражал начальство, а вынуждал искать пути, чтобы сделать его поскорее «выездным»), но по игре никак не претендующий ни на повторение успеха, ни на приближение к нему. От Воронина ждали чуда — не чуда, но влияния на происходящее в команде или с командой. А он выглядел безучастным или, может быть, просто усталым. В конце сезона в нем тоже вдруг почувствовалась осуждаемая им в Стрельцове «дремотная Азия», когда уровень игры зависел от настроения. И в списке тридцати трех лучших во второй раз после шестидесятого года (когда прощальная вежливость требовала почтить Юрия Войнова) его поставили № 2 (после Сабо) на месте правого полузащитника.

В игре лиги чемпионов против миланского «Интера» мяч, отскочивший от Воронина, влетел в сетку — Валерия никто не винил, а итальянские газеты, оценивая печальный для «Торпедо» эпизод, называли его не иначе, как великим Ворониным. Он сыграл на своем уровне, однако, если бы не досадный штришок, Валерия, пожалуй бы, и не вспоминали в связи с безусловно историческим для «Торпедо» состязанием — ведь маловыразительные весь сезон во всесоюзном турнире, они сыграли на равных со всемирно авторитетным клубом. И засчитай рефери Ченчер из ФРГ гол Бреднева, а мы по телевизору ясно видели, что мяч от перекладины опустился за линией ворот, — автозаводская команда прошла бы в следующий тур: «Интер» славился не атакой, а защитой, их тренер Эленио Эррера был признанным специалистом оборонительных построений… Перед матчем в Риме Бородин (директор ЗИЛа возглавлял делегацию) и Вольский взяли на себя ответственность за первый после заключения выезд Стрельцова за рубеж. Но волнения не прекращались, кажется, до мгновения, когда самолет пересек государственную границу. Опытный Озеров сидел около иллюминатора — и он-то и «прокомментировал» Стрельцову: «Все, Эдик, теперь ты выездной!»

Стрельцову за матчи с «Интером» отдали должное, но Эррера (футбольные люди запомнили этого тренера с боксерским носом, живого и словоохотливого, по прошлому приезду в Москву, когда он приезжал накануне матча сборных СССР и Испании, не состоявшегося по политическим причинам, тем не менее, сеньор Эленио посетил ресторан гостиницы «Метрополь», где должны были поселить его футболистов, и попробовал даже прованское масло), подводя итоги, осторожно заметил, что Эдуарда не вполне понимают партнеры по атаке, не приученные к столь интеллектуальному футболу, предлагаемому им лидером.

Вместо Валентина Иванова в Риме на поле вышел Валентин Денисов. В середине сезона он вернулся в «Торпедо», забив в первом же матче гол. Денисов не слишком хорош был физически, но комбинационный дар, не востребованный в ЦСКА, проявился в «Торпедо», как будто Валентин никуда и не уходил. А место для него освободилось — Марьенко распрощался с Батановым, не «отдав», впрочем, Бориса в «Шахтер», куда замечательного, хотя и тридцатидвухлетнего игрока, что называется, отрывали с руками. Но зачем же было усиливать конкурента? Случай с Мещеряковым не забылся…