Сидеть в «Звезде» не хотелось, а хотелось мне как-то отвлечься, забыть о Вандемейере с его болячками, физическими и умственными, забыть о Зоне и прочем. Я выскочил из гостиницы и зашагал по улице прочь. Кажется, Костик, исполнявший нынче роль швейцара, поглядел мне вслед удивленно. Все привыкли: Слепой никогда не спешит. Слепой никуда не спешит. А я и теперь не спешил, между прочим. Мне просто захотелось оказаться подальше…

Днём в посёлке тихо — даже и не скажешь, что здесь зарегистрировано около двух десятков частных предприятий, которые процветают, приносят доход и где на службе состоят сотни людей, мужчин и женщин, но мужчин раз в двадцать больше. И то ведь — большая часть этих работников сейчас топчет Зону. У кого неоплачиваемый отпуск, у кого отгул, у кого командировка — в общем, числятся, но сейчас отсутствуют по уважительной причине.

А вообще посёлок невелик, податься здесь особо некуда, двадцать минут в любую сторону — и ты у околицы. Поэтому я не стал шагать двадцать минут в любую сторону, свернул к почте. Почтовое отделение — одноэтажный домик, разделенный фанерной перегородкой. Верней, перегородка только обшита фанерой, а так-то она в два кирпича, как положено. Здесь же и отделение Сбербанка — вон, соседнее окошечко.

Меня ожидало письмо — до востребования. Троюродная сестрица, конечно. Последний человек планеты, пользующийся бумажной почтой. Ну, может, ещё африканские приятели Вандемейера пользуются бумагой. Впрочем, нет — у них есть тамтамы. Я слышал, что в джунглях продвинутые туземцы передают новости стуком барабанов. Но и они не пишут от руки. Лариса — живой анахронизм, её в музей бы сдать…

Я сел на лавку у окна, в здании почтамта было душно и пыльно, пахло чем-то специфически почтовым. Может, сургучом, может, клеем… В столбе света, падающем сквозь мутные стёкла на грязный пол, плясали пылинки. Светлый прямоугольник на полу четко делили тени решеток… Как грустно. И сиденье, обшитое потертым дерматином, уныло скрипнуло подо мной — ему тоже было грустно…

Лариса звала перебраться к ней, на их фабрике есть вакансия счетовода, а я парень грамотный, ну и… Конечно, любой человек, способный обращаться с компьютером, кажется ей грамотным. А так вообще все здоровы, все у них по-прежнему, цены растут… Письмо вторую неделю ожидало, пока адресат соизволит заглянуть на почту. Могло бы и дольше проваляться, если бы Вандемейер меня нынче не расстроил.

Я дочитал и возвратился к почтовому окошку. Отбил телеграмму: «Ларик, если бы ты послала вместо письма мейл, я бы прочел его две недели назад». Сотрудница почты, молодая некрасивая девчонка в крашено-жёлтых завитушках над розовым гладким лобиком, хихикнула. Новенькая. Пока ещё не умеет тени накладывать… и, кстати, я затрудняюсь определить, какого цвета макияж у этой пигалицы? Это мой дальтонизм шутки шутит или мода такая? Я старательно улыбнулся пигалице в ответ, но заводить знакомство не стал. Подумал, перешел к соседнему окошку и оформил перевод — отправил Ларику почти все, что принесла последняя ходка. Не бывать мне успешным бизнесменом, нет, не бывать… Нет у меня нужной хватки.

Когда кассирша — дама несколькими годами постарше пигалицы — приняла мои трудовые сбережения, сразу стало легче. Я же хороший родственник, помог Ларику и старикам. В конце концов, подумалось мне, а что такого? Вандемейер тоже старается для семьи. Я припомнил, как он с пьяной слезой в голосе рассказывал о сынишке… В самом деле, если его не подпускают к ребенку, остается разве что заработать для мальца побольше. Самый простой способ — обеспечить страховку. В конце концов, Дитрих не заставлял меня подписываться за него в историях с долговцем и российским прапором. Может, он, морда евросоюзовская, думал, что я спокойно пережду на заднем плане? А потом дам свидетельские показания инспектору из страховой компании, если придется? И красочно опишу, как из-за нелепой случайности трагически сгинул в Зоне отважный исследователь, любящий муж и отец Дитрих Вандемейер? Хм… интересно, как бы он поступил, если бы я ввязался в какую-то заваруху? Ведь не бросил бы меня, сто пудов бы не бросил! Или всё-таки?…

— Что-что? — Я вынырнул из пучины сомнений, когда меня окликнула кассирша.

— Квитанцию возьмите, — томным голосом протянула дама.

— А… да, спасибо.

Эта тоже глядела призывно, хотя ведь наверняка каждый вечер ходит в «Волну» или в «Киевский». Ишь как хлопает глазками! Тут до меня дошло — даме понравилась сумма, которую я отослал Ларке. Какая меркантильная особа! Однажды сталкер Петров познакомился с девушкой… Нет, таких анекдотов почему-то нет. Равно как и о Петрове, управляющем джипом, или о Петрове, который работает с ПДА. Не соответствует образу.

Потом я отправился нарезать круги по посёлку. Когда начало вечереть и стали загораться вывески, повернул к «Звезде».

Прогулка по улицам привела меня в умиротворенное состояние. Я уже почти жалел, что так сорвался в номере Дитриха. Ну, сидели, разговаривали… счисление ангелов, как же. У входа переминался с ноги на ногу Дрон. Я поздоровался и спросил, как дела у мамы.

В зале было пока что тихо, народ только начал собираться. Кутяк снова ухмылялся — похоже, у парня полоса удач, хапнул что-то приличное — и тут же вернулся. Чуть позже вошёл Моня, у этого тоже настроение было хорошее. Но Моня на прием к Гоше не просился. У него свои обстоятельства — он собирает, выменивает и выкупает у других сталкеров «капли», «кровь камня» и «пёрышки». Беда у человека — дочь больна, в интернате живет, он тайком пользует девочку артефактами. Обычно Моня пьёт мало, но как-то перебрал и рассказал мне, что врачи давно сказали: ребенок — не жилец, однако с помощью артефактов Моня её вытащил с того света. Зона — она такая, кого губит, а кому жизнь спасает.

Судя по сияющему лицу, дела у Мони нынче хороши. Сталкер с порога кивнул Карману и широко развел руки: мол, вот такой поднос давай! Бармен кивнул, а Моня направился ко мне.

— Слепой, вы знаете анекдот: приходит прапорщик-миротворец домой, в красном углу снимает со стены икону и вешает дозиметр, да наказывает жене и детям: Молитесь, дескать, — хлеб наш насущный даждь нам днесь…

— Удачно прошло?

— Слава Зоне, даже не шмонали толком. Я на Янтарь к учёным вертолётом мотался. Взял интервью у доктора наук… как его… На букву «Г» фамилия… не важно, у меня всё записано. Таки хорошее интервью, в самом деле хорошее.

— Хорошее, говорите?

— Чтоб я так жил! — Моня убежденно сверкнул очками. — Мой доктор приоткрывает завесу, окутывающую загадочные тайны Зоны. В рамках дозволенного, разумеется. Ещё он жалуется, что военные ставят палки в колеса. Когда опубликуют, я принесу газету.

— Почитаем, почитаем, мне тоже интересно, что же там такое на самом деле, в Зоне-то. Так много о ней слышал… Лекарствами разжиться удалось?

Я имел в виду артефакты для дочки.

— В лучшем виде. Учёные — народ обходительный, с ними таки можно делать гешефт.

Я улыбнулся, глядя, как он взволнованно протирает очки и оглядывается, чтобы проверить, как там дела у Кармана.