Вместе со школьными друзьями Володей Любинским и Алешей Васильевым Юра Раевский поступил к отцу в университет на химический факультет.

* * *

Берта Семеновна не просто была частью окружающего пейзажа. Где бы она ни жила, мгновенно становилась главной, начинала организовывать, управлять... Она руководила не только домом и своими учениками, но и Дедовыми аспирантами, вела сложный учет – кого накормить, кого устроить в больницу, кому одолжить денег. Сергей Иванович мог дать взаймы без ее ведома, а уж Берта Семеновна строго требовала возврата долга в срок. Даже в этом они были слажены.

Берта Семеновна умела вплести окружающих в одну большую сеть, где каждый делал что-то нужное остальным. Один вез другому лекарство, этот другой сидел с ребенком третьего, а третий в это время перепечатывал текст для первого. Руководила Бабушка не обидно. Построившись вокруг нее, все дружно держались за одну веревочку, словно она переводила через дорогу детсадовскую группу. В ее распухшей записной книжке теснились телефоны: родители нынешних и бывших учеников, давно выросшие ученики, сами уже ставшие родителями, нынешние и бывшие аспиранты... Театральные билеты приносили домой, из комиссионного звонили, когда что-то интересное появлялось, сама она никуда не ходила, не напрягалась. В доме зимой яркими пятнами краснели гранаты, желтела хурма, аспиранты из Узбекистана привозили ящиками, а с Дальнего Востока аспиранты доставляли баночки с крабовым мясом и икрой.

И сама она делала все, что было в ее силах. Однажды с Володей Любинским два часа на морозе простояла, дожидаясь поезда, в котором приезжала его больная тетка, чтобы сразу везти женщину в больницу. У Алеши Васильева перед защитой заболела мать, было плохо с деньгами, так Берта Семеновна лекарства доставала. Один из бывших ее учеников сделал Алеше бесплатно чертежи, другая напечатала диссертацию. Алеша защитился, мать умерла, Берта Семеновна помогала хоронить, блины пекла на поминках, Алеша, когда женился, приходил к ней, такой строгой, плакал, говорил: «Вы мне как мать. У меня, кроме вас, никого нет». Алешина девушка, скромненькая Аллочка, Берте Семеновне понравилась. Она велела Алеше: «Женись». Алеша женился. И Зину Володину она одобрила. Рожали девочки, Зина и Аллочка, через нее. Берта Семеновна договаривалась, чтобы присмотрели... Володю Любинского, по отцу записанного евреем, не хотели в аспирантуре оставлять. Оставили – Берта Семеновна выхлопотала. Был у нее один бывший двоечник, очень продвинулся по партийной линии, она его для самых сложных случаев придерживала. Помогала, руководила жизнью, а в уплату за помощь требовала беспрекословной преданности себе и Деду.

Дед мог крикнуть, хлопнуть дверью, Бабушка – нет, никогда. Лишь однажды Маша заметила, как она плакала. Подбежала, хотела приласкаться, Бабушка ее отодвинула:

– Нельзя показывать свои чувства другим. А если ты случайно стала свидетелем чувств других, – отойди, сделай вид, что не заметила. Этим и отличается воспитанный человек.

Маше казалось, что Бабушка и Дед больше уважали друг друга, чем любили. За всю жизнь она ни разу не заметила между ними ни малейшего проявления чувств.

– Папа, наверное, у Бабушки и Деда в юности были несчастные любови. Ну, то есть у нее своя, а у него своя, – как-то предположила Маша.

Но Юрий Сергеевич ответил:

– Нет, поженились они очень молодыми. Вряд ли успели несчастливо кого-то полюбить. Уж такие они сдержанные люди, их поколение вообще более закрытое...

Вот баба Сима, Анина мать, та все свое выражала от души. Был у нее одно время какой-то некрупный кривоногий мужичонка в кепке по имени Леня. Леня игриво хлопал Симу по попе, а Сима гордилась.

– Видала, какое у его ко мне чуйство! – хвасталась она Маше.

Милый Леня, я влюблена.

Милый Ленечка, в тебя.

Я давно влюбился, Маша,

Тебе сказать стыдился, Маша... —

пела своему Лене баба Сима, другая представительница «закрытого» поколения.

На взгляд будущей невестки Ани, Сергей Иванович был неприятный старик, ужасный тиран и сумасброд, а Берта Семеновна – неприятная старуха, которая в точности как испуганная челядь из стихотворения про «королевский бутерброд» бросалась исполнять его малейшие прихоти. О желаниях своих Сергей Иванович сообщал движением глаз, нахмуренными бровями, а если его не понимали, ну, тогда уже сразу криком. И подобно Королю из стихотворения, получив желаемое, немедленно требовал признания своей мягкой доброжелательности – становился похож на обиженного ребенка и порой всем своим видом показывал, а порой и восклицал: «Неужели так трудно исполнить мое такое простое, законное желание!» Берта Семеновна даже и не думала не исполнять. Просто иногда сразу не успевала.

– Юрка, в вашем доме просто какой-то домострой! – задумчиво протянула Аня, в то время еще не Машина мама, а просто знакомая девушка профессорского сына Юры.

– Да, папа, конечно, человек в обращении сложный, – мирно согласился профессорский сын, еще не Машин папа, и отправился знакомиться с Аниной матерью Симой.

Сима как раз к вечеру вернулась, сдав смену в буфете на Витебском вокзале, и смогла как следует принять Анькиного ухажера. Дочь-то, Анька, хоть и красавица, но такого кавалера, из приличных, заимела впервые. И Симе надо было не ударить в грязь лицом. Сима не ударила. И водочку выставила, и с закуской постаралась. Понимала толк в гостеприимстве. Так что посидели они как люди, выпили пару рюмок, а затем Сима будущему зятю спела. Она много частушек знала, но эти ей показались к месту:

Самолет летит,

А все кругом, кругом.

А мне понравился

С золотым зубом.

С золотым зубом

Мне не парочка —

А он кулацкий сын,

Я партизаночка.

Зря Анька делала ей, Симе, большие глаза. Будущий зять, профессорский-то сынок, Симу похвалил. И тогда Сима ему еще спела:

И пить будем,

И гулять будем,

А смерть придет,

Помирать будем!

Сима хлопнула еще рюмашку и совсем расслабилась.

А смерть пришла,

Меня дома не нашла,

А застала в кабаке

С поллитровочкой в руке.

Юра Раевский вежливо улыбался будущей теще. Его родители, Сергей Иванович и Берта Семеновна, до рождения сына были между собой на «вы».

– Ты что же, действительно женишься на дочери буфетчика? – холодно поинтересовалась Берта Семеновна.

Мальчики, Алеша и Володя, свои, но все же чужие, показывали невест, советовались, а родной сын проявляет такую самостоятельность! Уму непостижимо!

– Не буфетчика, мамочка, а буфетчицы, – простодушно поправил Юра.

Берта Семеновна, энергично махнув рукой, коротко отрезала:

– Один черт!