Но Чэня угнетала не столько темнота и даже не раздававшиеся время от времени крики заключенных. Больше всего донимал Чэня запах. Ничего подобного он в жизни не испытывал. Ощущение было, будто запах перепуганных насмерть людей впитался в каждый миллиметр голых бетонных стен.

Несмотря на жару, Чэня трясло — он никак не мог забыть про свою ошибку с мальчиком. Когда это известие дошло до него, он впал в панику при мысли, что с ним станет, но каким-то чудом его не сняли с задания. Но он, однако, не сомневался, что его жизнь висит на волоске. Пекин редко кому предоставлял второй шанс. А уж о третьем и говорить нечего.

Охранник с бледным оплывшим лицом встретил их у входа. При нем был фонарик. Казалось, что свет мучителен для его глаз. Он жестом пригласил их войти внутрь и повел вниз по широкой винтовой лестнице, кончавшейся зарешеченной дверью. Он знаком указал на следующее помещение, дверь с жужжанием открылась, и процессия медленно двинулась по первому из множества коридоров.

Чэнь почувствовал, что температура здесь ниже, чем наверху. Жара и ветер всего в нескольких метрах над ними сменились холодком, который, казалось, исходил от самих бетонных стен. Охранник шел впереди, и узкий луч его фонарика плясал по стенам и полу. Через каждые несколько шагов они видели очертания двери, ведущей в камеру, или вход в очередной коридор, а потом все погружалось в темноту.

Когда охранник повернулся и направил на них луч фонарика, проверяя, не отстали ли они, Чэнь вдруг увидел лицо Чжу. Его кожа в свете фонарика казалась абсолютно белой, он прижимал к носу платок, но Чэнь видел, что капитан морщится от отвращения. Запах явно донимал и его.

Они приближались к желтому сиянию лампы: здесь коридор расширялся до размеров комнаты. Поначалу разобрать что-либо не представлялось возможным, но потом стали вырисовываться отдельные предметы: в дальней части помещения стояла тяжелая деревянная скамья с толстыми ремнями, а на ней в ряд — несколько ведер с водой. Слева обнаружился шаткий металлический стул, на котором сидел, чуть не падая вперед, человек. Его бритая голова почти лежала на коленях, и лица не было видно.

Когда охранник выключил фонарик, из тени вышла другая фигура. Это оказался невысокий худой человек с широко открытыми пустыми глазами. На нем был дешевый клеенчатый передник и длинные резиновые перчатки выше локтей, напоминавшие средневековые латные рукавицы. Подойдя к охраннику, он передал ему планшет и, даже не взглянув на остальных, исчез в темном коридоре.

Охранник раскрыл планшет и громко прочел имя заключенного.

— Джигме Сангпо. Монах из монастыря Ташилунпо.

Голос его дрожал, глаза бегали.

Человек на стуле не поднял головы.

Чжу вошел в комнату и протянул руку за планшетом.

— Я знаю, кто он такой, идиот.

Подставив записи свету, он просмотрел протокол допроса, который продолжался вот уже три дня, а пытки через каждые несколько часов ужесточались. Начальный этап не принес результатов, но, как догадался Чжу, увидев воду и резиновые перчатки, применение электрошока все-таки дало эффект.

Он подошел к человеку на стуле, присел и поднял упавшую на колени голову заключенного. Щеки его были испещрены рваными ожогами там, где к ним подходили медные провода. Их взгляды встретились, и Чжу увидел пустоту в налитых кровью глазах. Локти заключенного покоились на коленях, ладони закрывали пах. Чжу подумал, что тут ему досталось больше всего, особенно с учетом того, что он монах.

По прошествии многих часов монах сообщил лишь, что «два альпиниста приехали из Непала», чтобы перевезти панчен-ламу. И все. Больше ни слова.

Чжу заглянул ему в глаза, ища малейший признак эмоций. Видимо, больше монах ничего не знал. Никто не смог бы вынести таких пыток, а монах продержался на удивление долго. Стоит заключенному один раз сломаться, и дальше все идет как по маслу. Обычно они готовы рассказать что угодно, лишь бы прекратились пытки.

— Ты не должен упрекать себя за то, что сказал нам, — прошептал он, пододвигаясь ближе, но так, чтобы не прикоснуться к монаху. — Ты выполнил свой долг, и мы благодарны тебе.

Заключенный тупым взглядом смотрел на это новое явление перед собой. Его разум был затуманен долгими часами боли и бесконечными вопросами. В полумраке черные зрачки офицера расширились, отчего настоящий цвет глаз определить бы не удалось. Эти черные круги сверлили его. Монах чувствовал запах лосьона после бритья и едва ощутимый аромат свежевымытой кожи.

— Ты молодец, — сказал офицер.

В уголках глаз монаха появились слезы, они потекли, прокладывая бороздки на грязных щеках. Он предал мальчика, предал всю их религию. Единственным его утешением было то, что он знал лишь несколько несущественных деталей побега. Но как бы мало он ни знал, факт оставался фактом: он рассказал об этом китайцам.

Капитан Чжу встал и перевел взгляд с Чэня на охранника.

— Перевести его в дневную камеру главного комплекса.

— Но, сэр, политические заключенные…

Голос охранника смолк, когда он увидел помрачневшее лицо офицера. Чжу несколько мгновений молчал, позволяя тишине заполнить комнату. Охранник выпрямился, коря себя за то, что открыл рот, и с каждым мгновением чувствуя все большее напряжение.

Наконец Чжу передал ему планшет.

— Это не обычный монах, он один из высоких лам желтой веры, — ледяным голосом заявил он. — Относитесь к нему со всем уважением, какого он заслуживает. Обеспечьте ему возможность помыться и хорошее питание.

Охранник вытянулся, отдал честь, а когда шагнул к заключенному, Чжу выхватил фонарик из его руки.

— И верните ему молитвенный барабан и четки, — добавил он.

Чжу подал знак Чэню, и они двинулись назад по темному коридору. Чэнь подстроился под шаг Чжу, его взгляд не отрывался от луча фонарика, и он испытывал странный душевный подъем. После того, как заключенные рассказывали все, называли имена всех, вовлеченных в несуществующий заговор, и еще много чего, обычно их оставляли гнить. Никаких судебных слушаний, никаких апелляций, никаких переводов. Двери камеры просто захлопывались, и вопрос закрывался для всех, кроме несчастного, запертого внутри.

Но сегодня все обстояло иначе. Чжу отдал простой приказ, и теперь монаха переводили в другое место. Вполне обычная процедура.

Они шли по коридору, и выражение лица Чэня смягчал ось. Он знал о репутации капитана, и присутствие Чжу в штабе выбивало Чэня, как и прочих офицеров, из колеи. Но оказывается, в этом человеке были качества, о которых никто из них не подозревал.

Чэнь откашлялся.

— Вы полагаете, эта информация будет нам полезна? — спросил он.

Чжу не замедлил шага, но через секунду ответил через плечо:

— Информация неопределенная, но она может оказаться полезной, когда мы получим какие-то другие сведения.

— Понятно, сэр.