Он колеблется. Не знает, надо ли подойти. Есть свободное место рядом с девчонкой. Когда бармен спрашивает, что он будет пить, он просит то же самое, что и она. Он видел такую сцену в кино. Все, что нужно, твердит он себе, это исполнять роль.

Она заговорила, не глядя на него. Это вопрос — неужели мало, что задержали и допрашивали в казарме, до каких пор собираются следить за ней.

Он не агент, отвечает ей. Говорит, он из офиса. Сослуживец ее жениха. Вышел на нее, вспомнив о фото, которое тот ему показывал, фотографию на автозаправке. Говорил о своей патагонской мечте. Вот так и вышел на нее. А шпионил за ней, не решаясь на откровенный разговор, от страха. После исчезновения сослуживца он перепуган. Не сомневается, что его не в чем было подозревать, но в офисе любой может оклеветать другого, чтобы забраться на ступеньку выше. Такое могло и с ним случиться. Более того, после исчезновения сослуживца из-за близости их столов теперь и его могут заподозрить. Конечно, его не арестовали и не допрашивали, но при теперешнем положении вещей может и такое произойти.

Она приканчивает водку одним глотком. Просит еще одну. Говорит, что знает, кто он такой. Русский из офиса. Жених рассказывал о нем. Говорил — он такой русский, ну такой русский. Высоко его ценил. Она поворачивается, рассматривает его. Похоже, хороший человек, произносит рыжая.

Теперь она уже доверяет ему. Достает мобильник. Жмет на кнопки и передает ему. Просит — пусть послушает.

Человек из офиса узнает голос сослуживца. Говорит, наверное, на русском языке. Да, говорит она, это русский. Он оставлял ей сообщеньица на русском. И писал стихи кириллицей. Все, что у нее осталось, — этот голос в мобильнике. Если бы он хотя бы ребенка ей сделал, говорит, было бы за что держаться в жизни. Но нет. У нее никогда не будет детей. Даже от другого. Потому что после того, что с ней сделали на допросе, она не сможет иметь детей. После этого — никогда.

Он молчит. К рюмке не притронулся. Если выпьет — потеряет нить. Догадался вытащить тетрадь, отдает ей. Объясняет, что порылся в столе ее жениха до того, как его выпотрошили. И спас вот это, тетрадь. Вот из-за этой тетради он и искал ее. Теперь тетрадь принадлежит ей, будет не только голос, но и слово. Слово — это не тело, отвечает она. Слово не поцелуй. Слово не утешение. Да и голос в мобильнике не утешение. Девчонка не плачет.

Сказала — пусть оставит тетрадь себе.

Он колеблется.

Прощайте, говорит она. И берет не выпитую им рюмку. Выпила водку как воду.

Раскаивается, что разыскивал ее. Не нужно было впутываться туда, куда его не звали. Она уйдет из его жизни, как вошла, как второстепенный персонаж. Задает себе вопрос, до каких пор он сам будет второстепенным персонажем для всех.

Прощайте, говорит он.

И выходит.

С каких-то пор он начал грызть ногти. Сначала думал, скоро пройдет, но это стало манией. В одном научном журнале прочел, что наиболее эволюционировавшие виды используют зубы и лапы как оружие. Значит, испугавшись своей сдерживаемой жестокости и грызя поэтому ногти, на самом деле — делает вывод — он поедает собственную агрессивность. Однажды ночью, в кровати, секретарша замечает ему, что он грызет ногти. Он говорит, что делает это, чтобы не поцарапать ее во время фистинга[5].

Сменим тему, предлагает она, он не должен чувствовать себя виноватым. Он делает вид, будто удивлен. О чем это она? О вине, отвечает она и смотрит на него поверх круглых очков. Грызть ногти — это признак вины. Он все же не понимает, говорит ей. Пусть не чувствует за собой вины за то, что донес на сослуживца, ей он тоже казался подозрительным. Он уже собрался спросить, откуда она узнала, но не стоит спрашивать о том, что и так знает: от шефа. Она подтверждает: шеф рассказал. И он должен гордиться, что так поступил. Потому что шеф зачтет это сотрудничество. Говорит, она тоже гордится им.

А теперь, просит она, пусть сменит настроение и продолжит фистинг.

Влюбленность — это болезнь. Он болен секретаршей. А если это так, это и есть настоящий ключ к тому, почему он грызет ногти. Теперь понимает, почему подумывал убить ее и тут же твердо решил отогнать эти фантазии. Он понял: грызет ногти от страха. Задает себе вопрос — как можно любить того, кого боишься. Ведь он осознает: она, наверное, пострашней шефа. Но он никогда не отважится отделаться от нее. А не отважится потому, что уже знает — он не сможет жить без нее, даже если она клонированная сука.

Иногда он тайком уносит журнал в туалет. Сидя на унитазе, читает статью о конгрессе неврологов. Исследования пациентов с травмой коры лобной доли, у которых обнаруживается существенный недостаток гордости, стыда и раскаяния. Другим таким же, однако, трудно вменить в вину преднамеренность. Конгресс обсудил также вопрос об эмпатии[6]и нравственности, что связано с коллективным поведением. Эмпатия подталкивает нас к действию: если мы видим страдающего человека, его положение может вызвать у нас боль и активировать мозговые центры, связанные с опасностью. Хороший пример, говорится в статье, — то, что происходит в палатах с новорожденными не старше восемнадцати часов. Если младенец заплачет, остальные тоже начинают плакать.

Этот пример его умиляет.

Как-то вечером он предлагает девушке посмотреть кикбоксинг. Участникам предварительных боев не больше четырнадцати лет, они из беднейших слоев населения города. Каждая встреча заканчивается кровью. Так как финальная схватка — за звание чемпиона Южной Америки, в этот вечер публика в ожидании побоища входит в азарт. Стадион кипит, ревет. Они проталкиваются сквозь публику. Их места в партере, недалеко от ринга.

Сначала на ринг выходит претендент, местный мальчишка, носовая перегородка сломана, свирепый взгляд, белые штаны. Он поднимается с тренером и ассистентами, все они — еще ребята. Достаточно увидеть, как местный мальчишка имитирует удары кулаками и ногами, чтобы понять: не слишком приятно столкнуться с таким в переулке. Потом, раздвигая толпу, появляется чемпион в красных штанах, мальчишка-кореец, не менее угрожающего вида, чем его соперник. Свирепо улыбается. Звучит колокол.

Первые секунды боя. Сразу — в атаку. Мальчишка-кореец кажется непобедимым. По крайней мере при первом обмене ударами. Каждый его удар ногой попадает местному в лицо. Местному приходится отступать. Отирать кровь из ушей и отступать, заботиться о защите, готовить контрнаступление. Но кореец не дает вздохнуть. Местный мальчишка, прижатый к канатам, повисает на чемпионе. Едва судья разнимает их, местный набрасывается на соперника. Мальчишку-корейца удивляет реакция противника. Местный попадает ногой в скулу корейцу. Публика вскакивает и подбадривает его.