После многомесячных тренировок накопилась усталость, бегать быстро не получается. Рано утром совершаю неспешную пробежку вдоль реки Чарльз. Меня то и дело обгоняют девушки, судя по всему гарвардские первокурсницы. Почти все маленькие и изящные, в карминовых футболках с эмблемой Гарварда на груди. Светлые волосы собраны в тугие хвосты, в ушах новехонькие айподы — девушки бегут по прямой, стройные тела так и рассекают воздух. Во всем их облике чувствуется какой-то яростный вызов. Они привыкли обгонять и явно не привыкли, чтобы обгоняли их. Успешные, привлекательные, здоровые, решительные и уверенные в своих силах. Глядя на их размашистый шаг, на то, как сильно и резко они отталкиваются от земли, понимаешь: перед тобой типичные спринтеры. Длинные дистанции — не для них. Таким гораздо ближе короткие расстояния и большая скорость.

По сравнению с этими девушками у меня приличный опыт в том, что касается проигрышей. Говорю это не из хвастовства. В этом мире так много вещей, которых мне никогда не сделать, так много соперников, которых мне никогда не одолеть. Не думаю, чтобы эти милые девушки знали хоть что-нибудь о том, как это больно. Да и зачем им об этом знать? Понятное дело — вовсе незачем. Вот о чем я думаю, пока гляжу на их горделивые хвостики, на их боевой галоп. И все в том же неспешном темпе продолжаю бежать вдоль реки.

А в моей жизни были ли такие же сияющие дни? Может, и были, но очень немного. И даже если б в те дни на моей голове красовался хвостик, вряд ли он выглядел бы так горделиво, как хвостики этих девушек. И ноги мои не отталкивались бы от земли так сильно и энергично, как ноги этих девушек. И в этом нет ничего удивительного, ведь, в конце концов, эти девушки — первокурсницы единственного и неповторимого Гарвардского университета.

Тем не менее смотреть на то, как они бегут, приятно. Я прямо-таки физически ощущаю то, что называется сменой поколений. Так уж устроен мир, и в принципе я не против, чтобы эти девчонки меня обгоняли. У них свой собственный темп, свое собственное чувство времени. И у меня свой собственный темп, свое собственное чувство времени. И одно не совпадает с другим, но именно так все и должно быть.

Изо дня в день, примерно в одно и то же время я встречаю на пробежке одних и тех же людей. Например, невысокую индианку, которая всегда в одиночестве прогуливается по берегу. На вид ей не меньше шестидесяти. Лицо утонченное, одета со вкусом. Удивительно — хотя, может быть, ничего удивительного в этом и нет, — но одевается она очень по-разному. Однажды была в элегантном сари, а в другой раз — в толстовке на пару размеров больше с эмблемой какого-то университета. Если мне не изменяет память, она еще ни разу не повторилась. Увидеть, в чем она прогуливается нынче, — одна из маленьких радостей моей ежедневной пробежки.

Еще один ежеутренний персонаж — крупный англосакс преклонного возраста, бодро совершающий променад с черным ортопедическим аппаратом на правой ноге. Возможно, последствие серьезной травмы. Насколько я знаю, эта штука появилась у него четыре месяца назад. Интересно, что же с ним приключилось? В любом случае, аппарат, похоже, ему совсем не мешает — передвигается он с порядочной скоростью. На голове у старика огромные наушники. Слушая музыку, он быстро и бесшумно двигается по дорожке вдоль реки.

Вчера на пробежке я слушал Rolling Stones, альбом «Beggars Banquet». Бэквокальное «ху-ху» из «Sympathy for the Devil»[6]отлично подходит для бега. А позавчера — «Reptile» Эрика Клэптона[7]. Люблю эти альбомы. Чем-то таким они меня берут — и никогда не надоедают, особенно «Reptile». Для неспешной утренней пробежки ничего лучше быть не может. Приятная, ненавязчивая музыка, ни капли претенциозности, к тому же ритмичная и очень естественная. Я растворяюсь в ней, ноги начинают двигаться в такт ритму, а иногда сквозь музыку, звучащую в наушниках, вдруг доносится крик: «Слева!» — и слева от меня проносится гоночный велосипед.

Еще одна мысль — мысль на бегу — насчет того, как пишут прозу.

Время от времени меня спрашивают: «Мураками-сан, если вы и дальше будете вести такой здоровый образ жизни, вы не перестанете писать книги?» Правду сказать, за границей мне почти никогда не задают такой вопрос, но в Японии многие полагают, что писательский труд — это очень вредная для здоровья вещь, что писатели — в высшей степени развращенные люди, которые для того, чтобы творить, должны вести себя совершенно противоестественно. Причем считается, что таким образом писатель удаляется от всего мирского и обывательского и приближается к некой самоценной, в художественном плане, чистоте восприятия. Это представление формировалось на протяжении долгих лет. Такие вот типичные — или, выражаясь в позитивном ключе, идеальные — писатели то и дело встречаются в фильмах и телесериалах.

В общем и целом я готов согласиться с мнением, что писательский труд — занятие нездоровое. Когда писатель приступает к работе и начинает воплощать свой замысел в тексте, выделяется некое токсичное вещество, которое у других людей — а оно есть в каждом — спрятано глубоко внутри. Писатель, осознавая всю серьезность ситуации, вынужден иметь дело с этим опасным веществом, а иначе ни о каком подлинном творчестве не может быть и речи. (Позволю себе несколько странную аналогию с рыбой фугу, мясо которой тем вкуснее, чем ближе к ядовитым частям. Возможно, это внесет некую ясность.) Короче, как ни крути, а писать книги вредно для здоровья.

Признаю, творческий процесс изначально включает в себя нездоровые и антисоциальные элементы. Именно поэтому среди писателей много декаденствующих и, как кажется со стороны, совершенно антисоциальных личностей. Это понятно, и я не собираюсь это отрицать.

Но те из нас, кто мечтает о долгой и успешной писательской карьере, должны выработать иммунитет, позволяющий противостоять опасному (а иногда смертельному) воздействию этого ментального яда. Запустив такую дополнительную иммунную систему, можно справиться и с гораздо более ядовитыми веществами. Говоря иначе, это позволяет создавать более мощные по эстетическому воздействию и внутренней силе произведения. Но для того, чтобы поддерживать функционирование такой системы в течение продолжительного времени, необходимо огромное количество энергии. Где взять эту энергию, откуда ее черпать, как не из собственных физических сил?

Не поймите меня неправильно, я вовсе не утверждаю, что это единственно верный путь, на который обязаны вставать все писатели. Точно так же, как существует множество разных книг, существует и множество разных писателей, и у каждого свой взгляд на жизнь.

Соответственно, они занимаются разными вещами и стремятся к разным целям. И значит, просто не может быть универсального пути для всех. Это даже не обсуждается. Но если вы спросите меня — я скажу, что тому, кто собирается написать крупное произведение, необходимо стать сильным, нарастить мускулатуру. Я верю, что это задача достойная сама по себе (из той серии, когда лучше сделать, чем не сделать), и — пусть это и банальность — почему бы не постараться (или даже перестараться), если дело того стоит.