него. А уж эти их случайные прикосновения друг к другу в тесной очереди, она помнила наперечёт. Они служили пищей для того костерка, который разгорался где-то внизу её аккуратного животика, когда она ночью принималась мечтать.

Не спала, дожидалась, когда соседки по комнате в общежитии улягутся, и противный дрожащий свет ламп дневного света в комнате погаснет, и начинала мечтать. Так, мечтая, и засыпала уже которую ночь подряд…

— Что брать будете, девушка? — вывел её из задумчивости голос буфетчицы. Тётя Сима! Интересно, кто-нибудь ещё, кроме него, знал до вчерашнего дня, что её звать тётей Симой?

— Два с повидлом и кофе. С молоком, пожалуйста… — встряхнулась она.

Саша легонько толкнул её кулаком в бок и ещё раз извинился:

— Не обижайся! Это шутка была. Согласен — неудачная…

— Да не обижаюсь я уже! Просто задумалась на минутку…

Видимо, у тёти Симы хороший слух. Среди шума в буфете услышать их разговор, да ещё стоя спиной к ним у бойлера с кофе. Вернулась назад, поставила стакан на прилавок, перебросила костяшки на счётах и бросила быстрый взгляд на Сашу.

— Пятнадцать копеек. — и тихо спросила. — Что, обижает тебя мой племянничек?

— Не, всё нормально, тётя Сима… — также тихо ответила она, роясь в кошельке. — Просто не поняли друг друга. Десять… двенадцать… и ещё три. Вот, возьмите.

* * *

— Ну и что прикажете мне делать с тремя пирожками? — обескуражено спросил Саша, усаживаясь с нею рядом. — Как назло и Снежанна куда-то запропастилась. Второй день не показывается. Так бы мог ей скормить. Ей, похоже, с ливером нравятся.

Катя тихо рассмеялась:

— А кто прыгал на носочках и руками махал, чтобы тётя Сима тебя увидела и запомнила?

— Так я же в шутку! А она и вправду решила, что меня дома не кормят. Вот скажи, как теперь назад отыграть?

— Никак! Буфет сменить! Другого выхода нет! — хихикнула она, откусывая свой пирожок.

— Придётся… — кивнул он, принимаясь за свой обед.

* * *

Лида подошла к их столу, когда они уже почти закончили есть. На тарелке у Саши оставалась примерно половина пирожка, а в его стакане пара глотков кофе. Развернувшись на стульях, они через угол стола держались за руки и молча смотрели в глаза друг другу. Третьим за столом был Валера Домбровский с третьего курса лечфака. Он ловко орудовал вилкой и кусочком хлеба в своей тарелке с винегретом и ухмыляясь поглядывал на своих соседей по столу.

— Вот ты где! — довольно хмыкнула Лида, присаживаясь на стул слева от Саши. — Почему всегда, когда ты мне нужен, ты торчишь в буфете? Ты на занятиях когда-нибудь бываешь?

Саша выпустил правую руку Кати из своей руки, схватил с тарелки пирожок, быстро откусил от него и снова поднял Катину руку со стола.

— Не мешай, Лидочка… — бросил он, жуя. — Не видишь, мы серьёзным делом заняты?

— В гляделки вы можете и после занятий поиграть! Я вспомнила, зачем тебя искала!

Саша молчал. Молчала и Катя. Судя по выражению её глаз, она даже не слышала, о чём шёл разговор.

— Гони тридцать копеек, Кузнецов! Кстати, я тебя в списках не нашла! Почему?

— В каких списках, душа моя? — Саша покосился на остаток своего пирожка, но выпустить руку Кати из своей руки на сей раз не решился и снова уставился в её глаза.

— Мне ваш староста принёс ведомость сбора членских взносов, а тебя там не было. Я его спросила, а он говорит, что ты не подавал заявление о вступлении в профсоюз. Я что за каждым разгильдяем поодиночке гоняться должна?

— За мной можешь не гоняться. — бросил Саша и потряс кисти рук Кати. — Всё, просыпайся! Дело сделано!

Катя похлопала глазами, оглянулась по сторонам, посмотрела в свою пустую тарелку, заметила присутствие Лиды за столом и уселась на стуле прямо. Почесав лоб, она сказала:

— Я ничего не чувствую.

— А что ты ожидала почувствовать? — усмехнулся Саша, откусывая следующий кусок от пирожка.

— Ну не знаю… Что-то… Хоть что-нибудь… Не получилось?

— Не знаю… Попробуй мысленно представить скелет человека и, начиная с самого верха, назвать по латыни все известные тебе кости. Только про себя!

— Кузнецов! Ты слушаешь меня? — вмешалась Лида. Она глянула на часы. До конца большого перерыва осталось тринадцать минут.

— Слушаю. Я тебе уже ответил — за мной можешь не гоняться. Не собираюсь я в профсоюз вступать. Вообще никуда вступать не собираюсь. Ни в комсомол, ни в партию, ни в профсоюз.

— Размечтался! — фыркнула Лида. — В партию! Кто тебя туда пустит?

— А почему не хочешь вступать? — вмешался Валера.

Саша перевёл взгляд на него и пожал плечами:

— Во-первых, это дело сугубо добровольное. Я же не спрашиваю тебя, почему ты взял в буфете винегрет, а не пирожок. Это был твой собственный выбор. Точно так же мой собственный выбор — оставаться в стороне от всяких общественных организаций.

— Ну есть же какая-то причина? — усмехнулся Валера. — Вот у меня стипендия почти закончилась, поэтому я беру в буфете винегрет, а не пирожки. А у тебя что? Все вступают, а ты не хочешь. Что тебе мешает?

— Надо мной и без того достаточно начальников. — снова пожал плечами Саша. — Ректорат, деканат и далее по списку. Зачем мне дополнительные? Я сюда учиться пришёл, а не на собраниях часами просиживать.

— А для чего ты учишься? — Валера отодвинул свою пустую тарелку и поставил локти на стол.

— Как и ты, наверное. Чтобы научиться лечить людей… — усмехнулся Саша.

— Правильно! — кивнул Валера. Он немного смешался, услышав вполне логичный ответ, поэтому решил сменить тему. — Ты вот несколько пренебрежительно отозвался о комсомоле и о партии. Ты что же не хочешь участвовать в общем деле? В деле строительства коммунизма. Хочешь, чтобы другие его для тебя построили и преподнесли на блюдечке?

Саша тихонько рассмеялся:

— Стройте. Я же вам не мешаю. Если у вас чертежи имеются, то стройте. Что-то нигде не встречал ясного описания того, к чему мы идём. «Каждому по потребностям, от каждого по способностям!». Согласись, звучит несколько туманно. Это что — формула существования общества? Если помнить о том, что человек по своей природе ленив, то формула не только туманной, но и страшненькой какой-то получается! А человек ленив. Таким он был двадцать тысяч лет назад, таким он остаётся в наши дни и таким же он будет через двадцать тысяч лет. Это заложено в природе человека и никому этого не изменить! Никому!

Саша поднялся из-за стола, сунул под мышку, лежавшую до того у него на коленях папку с конспектами, поставил пустой стакан на