– Спасибо, мастер, – прервала его Арфель. – Что делать, если беременность нежеланная, я знаю. В этом, как правило, помогают травы. А я, как вы помните, травница.

– Я зайду завтра, проверю ваше состояние, – усмехнулся мастер Дэррик.

Каэль вышла проводить его, а Арфель устало откинулась на подушки. Она беременна? Реально? Вот прямо сейчас, сию секунду, внутри нее происходят всякие штуки, из которых в итоге получится маленький человечек?

Положив руку на плоский живот, травница попыталась поверить. Но, если честно, у нее это как-то не очень получалось.

– Тебя выдает аура, она полна вины и скорби, – задумчиво произнесла Арфель.

– Я успела обидеться на тебя, – тихо сказала вернувшаяся Каэль и присела на постель. – Я столько всего попередумала.

– Ты не сказала ничего обидного, – отстраненно ответила госпожа Хемм. – Если бы… Если бы я помнила, я бы действительно искала подходящий момент. Как тогда, с шарфиком.

– Момент ты выбрала отвратительный, я тебе скажу. Тогда. Я едва насмерть не задохнулась, когда чай пошел не в то горло. С тех пор не люблю чай – вино, знаешь ли, так меня не подводило, – хмыкнула Каэль. – Как ты?

– В шоке. В ужасе. Кажется, я собираюсь поплакать, потом умыться, поесть и озвучить решение.

– Или принять его?

– Я уже приняла,– Арфель усмехнулась, – а сейчас оставь меня, пожалуйста, одну. Я имею желание давиться слезами и, закусив уголок подушки, рассказывать мирозданию, где именно оно напортачило.

– Заварю земляничный чай. И поставлю тесто, – кривовато улыбнулась Каэль и встала. – Если что-то понадобится – кричи.

Арфель только кивнула и укрылась одеялом с головой. Сдерживать слезы было уже невозможно, и они лились по щекам. Свернувшись калачиком, она расслабилась и позволила эмоциям течь сквозь нее. Боль, скорбь, гнев. Кто посмел? Кто, мать его, посмел? Страх, ужас, паника. Как это было? Больно? Он бил ее или связал? Надежда. Она должна знать, кто это, чтобы исключить его из своей жизни. Если он слишком высокопоставлен – она будет интриговать, она пригрозит публичным разбирательством. Если он обычный человек, то подвластен суду, а значит, им с ребенком ничего не будет угрожать.

Вытерев слезы, Арфель выбралась из-под одеяла и тут же покрылась румянцем – она была полностью обнажена. Ох, мастер Дэррик видел ее обнаженной?!

«И не только он. Кто-то еще видел тебя обнаженной, трогал тебя. Возможно, даже кусал», – зло подумала Арфель и содрогнулась от отвращения. Она не чувствовала в себе никакой любви или симпатии хоть к кому-нибудь, а значит, это не могло быть добровольным решением.

«Может, и правда не стоит вспоминать?» – мелькнула подленькая, слабенькая мыслишка. И следом за ней другая: «И ходить как ни в чем не бывало, а потом узнать, что таких вот «темных пятен» на ауре больше пятидесяти?»

И эта вымышленная цифра так испугала ее, что она чуть не рухнула на пол. Но удержалась и, наскоро одевшись, устремилась на кухню. Решение принято и обжалованию не подлежит.

Бросив последний взгляд в зеркало, Арфель тяжело вздохнула: сейчас бы накинуть легкий морок, чтобы скрыть покрасневшие глаза и опухший нос. Но мастер Дэррик ясно и недвусмысленно указал, что делать нельзя, а что можно. И магия, и без того невеликая, оказалась под запретом.

"Перед сном нужно будет сесть и составить список вопросов к целителю, – отстраненно подумала Арфель и вышла на лестницу. – Уточнить, какой именно витаминный состав мне более всего подходит, когда можно будет использовать магию и стоит ли продолжать работу в лавке. На двадцать золотых особо не разгуляешься, но, вообще-то, прожить можно".

И тут озарение, как молнией: "Я собралась вызывать серебряного врачевателя, а сколько он запросит?!"

– Ты планируешь спускаться? – с интересом спросила Каэль и продолжила: – Я, знаешь ли, следилку бросила на лестницу. А ты прямо в нее наступила и стоишь, бесишь.

Болтовня подруги помогла Арфель преодолеть нежданный ступор, и травница все-таки спустилась.

– Да я просто представила, сколько может стоить вызов имперского врачевателя, – вздохнула госпожа Льефф.

– Сколько бы ни стоил, – серьезно произнесла Каэль. – Оборотни нарушили Соглашение.

– А если нет? – Травница шмыгнула носом. – Вдруг на меня умопомрачение нашло? Или, не знаю, какого-нибудь дурмана нанюхалась? Это ведь будет недоказуемо!

– Пошли чай пить, там из пекарни сладкие лепешки принесли, – вздохнула госпожа Хемм. – Решение принимать тебе. Да и потом, вернуть воспоминания и обратиться в суд – это два разных процесса.

Арфель согласно кивнула и последовала за подругой на кухню.

– В лавку ломились, – обстоятельно докладывала по дороге Каэль. – Я вначале хотела всех по матушке направить, а оказалось, это твои постоянные клиенты – видели, как я тебя по улице левитировала. Натащили меда, орехов, солений. Собственно, за лепешки из булочной я тоже не платила.

– А, у сына пекаря была стыдная болезнь, а признаваться отцу он побоялся, – со смешком припомнила Арфель.

– Срамная, – закатила глаза госпожа Хемм. – Если уж используешь такие обороты, то используй правильно!

– Стыдная, – уперлась госпожа Льефф, – срамная – это когда мужчина болезнь из телесного театра приносит. А юный господин Кват решил поразить свою нареченную меткой стрельбой из лука. Так мало того, что стрела попала ему в зад, так он еще и догадался сам ее вырвать. Вырвал, от боли оступился и сел на раскаленную печку.

Каэль поперхнулась смешком и с интересом спросила:

– А что нареченная? За тобой побежала?

– Нет, что ты. Это он сам прибежал, его ж никто не видел. Он же парень умный, как он сам мне сказал, и решил потренироваться. Я, с дури, посоветовала ему арбалет прикупить, из него вроде целиться легче. Так недавно видела его с забинтованной рукой. Не знаю уж, арбалет тому виной или еще чего.

– Вот бестолочь.

– Влюблен.

– Когда свадьба?

– Они на дом откладывают, в Ангоке строиться хотят, – осторожно сказала Арфель.

Каэль помрачнела, и госпожа Льефф сочувственно погладила подругу по руке.

– Я так уговаривала своего ненаглядного отстроиться там, – задумчиво произнесла госпожа Хемм. – Да не страдай ты, у меня давно уже все отгорело. И уж поверь, я умею делать так, что оборотень от соглашения страдает больше, чем я.

– Кусаешься? – предположила Арфель.

– Пф, кусаться – это подход дилетанта. Понимаешь, мужчины очень трепетно относятся к своим, научно выражаясь, гениталиям. И если посмеяться, но не нарочито, а как бы про себя, то их заедает. Звучит глупо, но на душе становится полегче, когда понимаешь, что энергию он восстановил, а осадок явно остался.

Пожав плечами, Арфель спросила: