* * *

Эту череду размышлений оборвали звуки, хотя и слабые по сравнению с морским прибоем, но доносившиеся до меня откуда-то снизу. Хихикающие школьницы, в числе которых я увидела Софию, вскоре поднялись по мощеной тропинке. Во главе группы шествовала грозная доктор Анна Стенхоуп в легком приталенном платье и соломенной шляпе. Увидев меня, София бросилась обниматься, а затем представила подружкам и доктору Стенхоуп.

После всех расшаркиваний и вежливых, ничего не значащих слов предводительница отпустила девочек в храм, напомнив им о том, на что следовало обратить внимание, а сама присела рядом со мной на камень.

— Красивое местечко вы отыскали, — вымолвила она, задыхаясь. Вытерев лоб носовым платком, который потом деликатно заложила за лиф своего платья, подобно старой викторианской деве, Стенхоуп добавила: — Ну и жара…

— Да, пожалуй, вы правы, — согласилась я. — Восхитительное место! Хочу поблагодарить вас за то, что привели меня сюда.

Она удивленно вскинула бровь.

— Вчера вечером я была на вашей лекции в университете, — объяснила я.

— Неужели? Ну и как она вам? Некоторых, смею заметить, уложила на обе лопатки, — засмеялась Стенхоуп.

Я не могла сдержать улыбку.

— Считайте, что так оно и есть, — согласилась я снова.

— Я — ярая феминистка, знаете ли, с плакатами и транспарантами бывала на митингах, где в знак протеста сжигают женское белье и все такое прочее. Боюсь только, что пришла к этому поздновато, но, как говорят, лучше поздно, чем никогда. — Она снова рассмеялась.

Приглядевшись к ней внимательнее, я поняла, что она на самом деле не так уж стара. На вид ей можно было дать не больше пятидесяти пяти.

— Мои убеждения, я имею в виду феминизм, многое объясняют. Почему я не получила академическое звание, которого так добивалась. Почему мне пришлось кровью и потом пробивать в печать свои научные работы, в то время как мои коллеги мужского пола, большая часть которых — недоумки, парили в академических кругах, не прикладывая ни малейших усилий. Единственное, чего я могла добиться, — стать директором частной школы для девочек. Но я поклялась отомстить. Я насаждаю феминистские взгляды сотням маленьких британских девчушек. — Последовал раскат гомерического хохота.

— Что привело вас на Мальту? — поинтересовалась я, меняя тему разговора. Ведь я тоже считала себя феминисткой, но существовала черта, которую я не хотела переступать.

— Годичный отпуск, — ответила Анна. — В молодости я практически не брала отпуска, не могла никуда вырваться. Жила с мамой. Я была — какое ужасное выражение — основным кормильцем в семье. Она умерла в прошлом году. Конечно, мне было не по себе, ведь мы были так близки по духу. Но видите, какая метаморфоза, я первый раз в жизни почувствовала себя свободной. Отец, пока был жив, много рассказывал мне о Мальте. Пятнадцать лет назад он умер, и мы остались с матерью одни. Во время Второй мировой войны он был на Мальте. Местное население пережило невыносимо тяжелые годы, почти умирая с голода, пока британцы не прорвали блокаду. Как бы там ни было, мой предмет — история. Меня влечет сюда, потому что этот край — богатейшее прошлое человечества. А вы? Из Канады, полагаю. Акцент вас выдает.

— Да, — с легкостью я продолжила беседу с Анной.

Я рассказала ей о порученном мне деле и о том, как я жду не дождусь его завершения через несколько дней, и что совершенно не против погостить здесь еще, чтобы насытиться теплом и солнцем и окунуться в историческое прошлое страны. И пока мы вели этот разговор, дневной зной немного разморил нас, и мы какое-то время заговорщицки тихо сидели, вдыхая соленый морской воздух.

В это время на тропе возник незнакомый мужчина. Его появление показалось мне неуместным после всех наших разговоров о феминизме. Этот человек имел внешность, какой Господь награждает кинозвезд, ловко подогнанный стильный костюм украшал его фигуру, выгодно подчеркивая темный цвет лица и волос. Зеркальные солнцезащитные очки завершали образ. Он чем-то напомнил мне Мартина Галеа. Он внимательно осматривал древний комплекс, и только на мгновение его взгляд задержался на нас. Потом мужчина снял очки и тщательно протер их. Обойдя храм по периметру, он медленно скрылся из виду.

— Ну, что, пора идти? — сказала доктор Стенхоуп, тяжело отрываясь от камня. — Девчата, пошли! — позвала она зычно своих учениц. В ее устах это прозвучало как «галчата» для моего североамериканского уха. Счастливые школьницы окружили ее в один миг.

Я смешалась с маленькой стайкой щебетавших девушек и пошла по тропе вместе с Софией. У выхода Анна Стенхоуп обратилась ко мне на прощание:

— Не согласились бы вы помочь мне в одном маленьком проекте? Видите ли, мы ставим небольшую пьесу для сановников, которые прибудут через несколько дней. Один из моих режиссеров-постановщиков — глупец — сломал ногу, катаясь на водных лыжах. Вы протянете нам руку помощи?

— Скажите «да», — попросила София.

— Да, — сдалась я. — С удовольствием!

София одарила всех безмятежной улыбкой.

— Вот и замечательно. Следующая репетиция в субботу днем в три часа в университете в той же аудитории, где проходила лекция.

— Я приду, — пообещала я.

* * *

Покидая святилище Богини, я еще раз бросила произвольный взгляд. Солнце катилось к закату. И вдруг я обнаружила, что стою на вершине правильного треугольника, где по левую руку от меня находится доктор Стенхоуп, а справа довершает картину таинственный незнакомец.

В течение нескольких секунд мы скованы симметрией, но затем я продолжаю свой путь, и треугольник распадается. Я вижу, как «киноидол» приближается к Стенхоуп.

Я чувствую, как активируется моя память. Что-то промелькнуло в его глазах, когда он снял на мгновение очки. Или, может быть, дело в его походке. Может статься, что я знавала его очень-очень давно.

В мозг послана команда установить временной отрезок. Миллиарды нейтронов приведены в действие; мгновенные электрические импульсы прорвались из нервных центров и завертелись вокруг гипокампуса. Дендрические зубцы вытянуты, словно крохотные руки, чтобы, столкнуться друг с другом. Синапс хаотично лопается. Глубокая древность закодировала команду. Я не вспомню ее сейчас.

* * *

На следующее утро задолго до рассвета зазвонил телефон. Я нащупала в темноте трубку и услышала позывные — гоготанье канадского гуся. Оказалось, по сотовому мне звонил сильно простуженный Дейв Томсон, речь которого сопровождалась шумами, будто он находился в конце главной взлетно-посадочной полосы в аэропорту авиакомпании «Торонто Интернешнл».

— Мы сделали это! — прохрипел он. — Груз отправлен четыре часа назад. В мастерской — полнейший разгром, поэтому мы погрузили мебель из магазина в один грузовик, а из дома — в другой. Упаковали прямо на бетонной площадке перед ангаром. Собачий холод, смею вам доложить, мэм. Жена говорит, что еще немного, и я схвачу воспаление легких. Весь груз на борту грузового авиалайнера, который приземлится в Риме через семь часов. Всю операцию по отправке мы провернули за час. Контейнер с мебелью прибудет на Мальту в два часа ночи. Пусть Аццопарди даст мне знать, хорошо? — упомянул Дейв своего мальтийского брокера. Номер груза 7139Q.