Теперь пути назад не было, и Володька это прекрасно понимал. На «малолетке» он прошел юридический «ликбез» и знал, что приготовление к преступлению карается по закону точно так же, как и само преступление.

К счастью, Усач понял, что и на этот раз вохровцы приехали не по их с Воробьем души, а за той самой толстой теткой, скрывшейся в третьем подъезде.

Едва вынырнув из-за пятиэтажки, «семерка» притормозила и сдала задом на небольшую стоянку. Лопухи-менты по-прежнему ни о чем не догадывались, но Усачу от этого было не легче.

Вроде бы по делу слоняясь между натянутыми веревками, он лихорадочно соображал, что теперь делать. Паниковать Володька не паниковал, потому что выбор у него был очень простой – либо много-много лет тюрьмы ни за что, либо «Фольксваген-Гольф» и собственный приемный пункт в придачу.

Ради соседской тачки Усач был готов на все, и, что нужно делать, он понял очень быстро. В случае, если у Воробья все пройдет как по маслу, нужно было просто успеть предупредить его, чтобы он сунул инкассаторскую сумку в пакет и снял маску. После этого оставалось только по-быстрому погрузиться в джип и сделать ноги. В том, что они запросто уйдут от «семерки», Володька не сомневался. В крайнем случае, олухов-вохровцев можно было пугнуть из «ТТ» и выиграть время.

Это был первый вариант, но Усач не исключал и второго. Во дворе банка все могло сложиться не так гладко. В этом случае нужно было срочно нырять за забор на помощь Воробью и смываться с деньгами на инкассаторской машине. На этот крайний случай Володька и постирал везде тряпкой свои отпечатки…

Вздрогнув, Андрей мгновенно оглянулся и едва не выматерился от неожиданности. Буквально в полуметре от него торчала огромная лохматая башка чертовой псины. На этот раз собака обогнула микроавтобус не по клумбе, а по асфальту. Андрей же настолько сосредоточился на водителе, что не услышал, как она подкралась к нему сзади.

– Пошла вон! – одними губами прошипел Андрей и снова подался к крылу «Ивеко».

Сердце буквально выпрыгивало из его груди, отдаваясь стуком в ушах, и он испугался, что не услышит приближения водителя. Шаги Петрухи Андрей расслышал довольно неплохо, но тут же снова вздрогнул от неожиданности. Во-первых, водитель почему-то притормозил и вроде как стал разворачиваться, а во-вторых, в тот же миг под стенкой вдруг включилась вентиляторная установка.

Заунывный вой раскручивающегося вентилятора мгновенно заполнил двор, на какое-то время перекрыв все остальные звуки, и Андрей едва не запаниковал. Он уже хотел выскочить из-за передка «Ивеко», когда услышал голос Петрухи.

– Слышь, Коваль, – громко проговорил тот, снова направляясь за микроавтобус. – Бутылки от вас вовек не дождешься, угости хоть сигаретой.

Взопревший Андрей мгновенно подался назад и едва не налетел на псину. От неожиданности собака вздрогнула и в испуге нырнула под микроавтобус.

– Что? – донесся сзади хриплый голос инкассатора, так и не успевшего залезть в «душегубку».

– Закурить, говорю, дай, – повторил Петруха, заворачивая за микроавтобус.

К этому времени вентилятор уже набрал обороты и перестал выть, так что происходивший за машиной разговор Андрей слышал не напрягаясь.

– Задолбал ты, Петруха! – в сердцах бросил инкассатор. – На, держи! Забирай всю пачку!

– Ух ты, «Винстон»! – обрадовался Петруха. – Давно я таких не курил! Не жалко?

– Нет. Для тебя – не жалко! – хлопнул инкассатор водителя по плечу. – Давай!

– Ага! Спаси… – начал Петруха, двигая к кабине, и вдруг хрипло вскрикнул: – Ё!.. Коваль!

Крик у водителя получился совсем негромким. Однако это был именно крик, и инкассатор с тревогой спросил:

– Что?!

На мгновение раньше Андрей повернул голову к гаражу и увидел то же, что и Петруха. Именно поэтому он не стал дожидаться ответа водителя и тотчас же рванул в обход микроавтобуса, только не слева, а справа…

– Тюльпан-1, ответьте Тюльпану-3, – проговорил в рацию Евсеев.

– Тольпан-1 на связи! – прохрипела рация.

– Любаня, это Евсеев. Мы тут Варвару ждем у банка на Третьяковской. У них электрики должны сегодня работать на ограждении забора?

– Не знаю, может, и должны. А что?

– Да аварийка у них какая-то странная, я что-то такой не припомню.

– Подожди, я сейчас перезвоню в банк Баранову.

– Ага, – кивнул Евсеев.

Баранов тоже был вохровцем, только дежурил он пожизненно в этом самом банке. Пока Любаня звонила, Евсеев держал микрофон в руке на колене и думал, какая все-таки гадость эта «Нерчинская № 3». Пантюхин думал о своем – о Нюрке Сорокиной. Именно поэтому крик Любани, донесшийся из рации, застал их врасплох, и оба невольно вздрогнули.

– Тюльпан-3, Тюльпан-3, немедленно ответьте!

– Слушаю! – быстро произнес в микрофон Евсеев.

– Никаких работ на ограждении банка никто не проводит! Что наблюдаете?

– Монтера какого-то… Ходит туда-сюда.

– До выяснения проведите его задержание! Баранов сейчас посмотрит во дворе. Как поняли?

– Вас понял! – выдохнул Евсеев.

Какое-то время они с Пантюхиным смотрели на угол банка. Работяга в спецовке как ни в чем не бывало возился возле стремянки.

– Подъезжать? – спросил Пантюхин.

– Подожди! – оглянулся Евсеев. – Давай оденемся, мало ли что?

Косясь на угол банка, он выскочил из машины и распахнул заднюю дверцу. Каски у них пожизненно лежали под задним стеклом. По случаю же дневного дежурства – тоже сзади, только на сиденье в углу валялись и бронежилеты.

– Держи! – быстро сказал Евсеев, нагибаясь в салон и передавая Пантюхину «броник».

– Ага, – повернулся сержант и вдруг растерянно проговорил: – А куда это он?

– Что?! – оглянулся Евсеев и больно стукнулся головой.

Рабочий в спецовке как раз забрался на стремянку и перелез через забор. Все это он проделал неторопливо, даже с какой-то ленцой, так что у старшины вдруг закралось сомнение:

– Может, чего внутри делают? Похоже, и вправду монтеры, а?

– Может, – пожал плечами Пантюхин.

– Ладно, одевай «броник» быстрее! Сейчас подъедем, посмотрим…

Держась поблизости от забора, Володька незаметно наблюдал за «семеркой» и старался не пропустить ни единого звука, доносящегося из двора. Во дворе все было спокойно. Это означало, что у Воробья все пока складывается по плану.

– Давай, Андрюха. Не подкача… – облизнув пересохшие губы, прошептал Усач и вдруг осекся.