Поднимаясь, смотри направо и налево. Весь этот район дешевый, спальный — ты находишься у самого «квартала красных фонарей». Но на этой аллее, свободной от машин, по-прежнему стоят семейные викторианские дома. Свежепокрашенные, с аккуратными указателями, с сохранившимися подъемными окнами. Если бы тут были подъездные дороги, ты увидела бы «фольксвагены», «вольво», «БМВ». Ты находишься в самом сердце квартала Святой Анны, несчастного квартала жирорасчетов, однако средние классы держатся за него из-за своеобразных домов, половодья желтых нарциссов за воротами и рая для детей, где нет транспорта.

Когда тебе покажется, что ты не можешь больше сделать ни шагу, значит, ты одолела подъем. Дорожка привела тебя к плоской вершине холма, неожиданно открывающемуся простору среди города. Ты очутишься высоко надо всем, увидишь вдали серый Трент, огибающий Западный Бриджфорд. А рядом будет большая круглая гора со склонами, покрытыми травой. Резервуар на Корпорейшн-Оукс. Когда-то он снабжал водой домишки Святой Анны, пока не сломали эти трущобы. Теперь резервуар снабжает водой хлипкие коробки, сменившие их, — со временем их постигнет та же участь, и их снесут.

Обведи взглядом окрестности, посмотри на юг от круглой горы. С дальнего ее склона другая широкая дорога ведет вниз и со временем выведет тебя на Дорогу Мэнсфилда. Спускаясь — ноги теперь сами тебя понесут, — ты, возможно, услышишь детскую болтовню. В хорошую погоду — и в определенные часы дня — ты увидишь впереди детей в зеленой форме. У близлежащей школы для девочек есть маленькая площадка для игр; в перерыв на завтрак ученицы постарше высыпают на аллею, у ворот стоит, наблюдая за ними, учительница. Если так случится, постарайся на минуту представить себе, что на дороге никого нет. Постарайся представить себе дубы осенью, когда их зеленые листья желтеют, становятся золотыми, бронзовыми.

Я всего этого не знаю — я обосновался тут много позже, но перед моим мысленным взором стоят эти картины, созданные, как и все мои впечатления художника, рассказами тех, кто это действительно видел. Поублажай меня. Я хочу, чтобы ты посмотрела на все другими глазами. Не надолго, на какое-то время, стань другим человеком, молодой женщиной по имени Мэгги Мортенсен, и иди по дороге, по которой каждый день ходишь на работу. Утро — ясное осеннее утро тридцать лет назад, — и на Корпорейшн-Оукс с дубов слетают листья.

По дорожке впереди тебя идут мужчина и девочка. Их руки в перчатках сплетены вместе. Он высокий — дюйма не хватает до шести футов; она — три четверти его роста. На нем пальто до колен, которое при ходьбе танцует вокруг его ног. На девочке серый пуховик, из-под которого торчит подол темно-зеленой юбки. На шее у нее висит сумка с книгами.

До тебя долетают визги и крики детей. Мужчина с девочкой подходят к школе. Они ярдах в тридцати от тебя — ты видишь только их спины. Неожиданно девочка высвобождается, вырывает руку из руки мужчины. Она бежит, носком ботинка поддевает груду листьев, взлетает табачный пепел. Он описывает дугу, висит в воздухе, затем опускается — каждая щепотка на новое место. Мужчина делает несколько поспешных шагов, хватает девочку за плечо, снова берет за руку. Она с ним борется, вырывается, он нагибается, что-то настоятельно ей внушает. И они продолжают, как прежде, свой путь.

Ты еще не дошла до развороченной кучи листьев, которые накануне муниципальный служащий старательно сгреб вместе, а два незнакомца уже стоят у ворот. Ты снова бросаешь на них взгляд, хотя сама не знаешь почему. Ты видишь, как их руки разъединяются, и девочка исчезает из виду на школьном дворе. Мужчина задерживается, не более чем на пару секунд, наблюдая, — ты представляешь себе, как она исчезает среди детишек, собравшихся к началу школьного дня. Затем он круто поворачивается и быстро шагает назад, вверх по холму. Вы чуть не сталкиваетесь — он проходит мимо, прежде чем ты успеваешь это осознать. Собственно, видишь ты лишь его макушку — укороченное лицо, пригнутое книзу, словно он изучает землю — и замечаешь, что у него густые, разделенные пробором каштановые волосы.

Какое у тебя создается впечатление? Я мысленно снова и снова прокручиваю эту сцену. В ней нет ничего необычного. Девочка вырывается, бежит, пинает ногой кучу, разбрасывает тщательно собранные воедино листья, которые бабочками взмывают в воздух. Через минуту мужчина уже снова овладел ситуацией. Он выговаривает ей за неаккуратность, хотя на самом-то деле она лишь опередила ветер, который потом точно так же все разбросал бы.

Это обычное утро. Ты продолжаешь свой путь. Дойдя до Дороги Мэнсфилда, ты сворачиваешь налево, к Верхней Парламентской улице и Ноттингемскому Строительному обществу, где ты работаешь. На мгновение ты жалеешь, что кончилось твое пребывание среди трав и деревьев.

Возвращаешься ли ты мыслью к мужчине и девочке? Нет. Вскоре ты погружаешься в дела, и перед тобой проходит нескончаемая череда клиентов со своими банковскими книжками, и чеками, и формами изъятия денег, и запросами. В пять часов дня ты сбегаешь. Так проходит следующий день и следующий. На четвертый день ты устремляешься после работы на Рыночную площадь купить чулки. Ты устала и решаешь сесть в автобус, чтобы ехать домой. Из прихоти ты покупаешь «Ивнинг пост» у торговца на Королевской улице.

Ты начинаешь читать газету в автобусе? Не знаю. Скорее всего ты просматриваешь ее позже, лишь после того как приготовила себе чашечку живительного чаю. Так или иначе, в тот момент, когда ты добираешься до третьей страницы, весь ход вечера меняется. Ты читаешь статью, перечитываешь. Что заставляет тебя задуматься? Я хотел бы это знать. Взмах ноги, разлетающиеся листья? Или то, как мужчина решительно схватил девочку за плечо, сказал ей несколько резких слов? Скорее что-то более житейское — необычность того, что мужчина провожает ребенка в школу, то, что они не помахали друг другу на прощание, не поцеловались. Ты помнишь, как он круто повернулся, с каким безразличным видом пошел вверх по холму. Как проскочил мимо тебя, отвернувшись. Его густые, разделенные пробором каштановые волосы. Как только все это обрело определенный смысл, остальное уже легче понять.

Телефон у тебя по-прежнему общий. И соседи нескончаемо долго говорят. Ты даже подумываешь, не пойти ли к ним и не попросить ли повесить трубку. Но даже и теперь ты до конца не уверена. Это всего лишь догадка, подозрение, мысль, которую ты склонна проигнорировать. Когда наконец ты нажимаешь на квадратную кнопку на телефоне и слышишь наборный гудок, ты чувствуешь, что уже не отступишь. Палец находит предпоследнюю дырочку, и ты крутишь диск — раз, два, три.

Следствие

— Энтони Мартин Джонс.

— Вы помощник смотрителя за состоянием дорог Ассоциации автомобилистов?

— Так нас теперь называют.

— Насколько я понимаю, вы были свидетелем рокового случая, являющегося предметом данного следствия. Расскажите, пожалуйста, суду, что вы видели.

— Ну, это был совершенно неожиданный удар — я хочу сказать, с виду. Я был на вызове — и машина члена нашей ассоциации разбилась на мосту над шоссе А-40. Я проверял данные, делал замеры, когда услышал, как загудел клаксон, и поднял глаза. Не то чтобы гудануло — и все, а кто-то изо всей силы нажимал на клаксон. Я перегнулся через парапет и сначала увидел грузовик с мигающими фарами. Это он гудел. Я так думаю, «поло» подсекла его, но не берите мои слова на веру — я ведь не видел, как все случилось. Хотя он стоял поперек дороги.