Штейкель внимательно осмотрел все кожные покровы Мироновича, даже на самых интимных местах. От взора эскулапа не укрылись ни родинки, ни прыщики на теле Мироновича; обнаружил он и большой звездообразный шрам на боку, похожий на след пули.

— А это у Вас что? — поинтересовался доктор.

— Это в 56–м, в Крыму меня англичане подстрелили. Я ведь до того, как стать полицейским, успел послужить царю и Отечеству на воинской службе. — в голосе Мироновича сквозил едкий сарказм; он поглядел на следователя поверх ширмы, — Это в меня летела английская шрапнель! В меня, не в Вас!

— Да — да, я слышу, — сухо кивнул Сакс.

— Но в недавней Балканской войне я поучаствовать не сумел, стал уже стар, — продолжал рассуждать Миронович, — Может быть Вы, господин следователь, записались в добровольцы и поехали на Балканы освобождать наших православных братьев от турецкого ига?

Сакс молчал.

— Что Вы молчите, господин следователь, я же к Вам обращаюсь, — не унимался Миронович, — Я такой же подданный Российской Империи, как и Вы, так отчего Вы не отвечаете на мои вопросы?

— Нет, я не поехал на Балканы… — отозвался Сакс.

— Понимаю, Вы должно быть, как раз закончили университет и готовились к поступлению в прокуратуру… Вы не возражаете мне?

— Нет. Вы всё правильно понимаете.

— Хотя знаете, многие лучшие молодые люди бросили всё и поехали в действующую армию. Вместе с армией был и Наследник престола… Вместе с армией был писатель Гаршин. Все честные и достойные молодые люди, лучшие люди столичного общества, бросив всё, устремились…

— Довольно! — рявкнул Сакс, — Замолчите! Ваши инсинуации неуместны и никого здесь не интересуют.

— Я всё понял, господин Сакс, — усмехнулся Миронович, — Вы лютеранин, поэтому мучения православных народов не трогали Ваше нордическое немецкое сердце!

Сакс негодующе смотрел на Мироновича и, казалось, был готов разорвать его на кусочки. То, с каким азартом Миронович дразнил следователя выдавало в нём человека бесстрашного, не робеющего перед начальством и умеющего постоять за себя. Каким бы мерзавцем Миронович не был, трусом никто бы из присутствующих назвать его теперь не осмелился.

Осмотр не занял много времени. Врач не обнаружил на теле Мироновича никаких ссадин, царапин, синяков — ничего такого, что можно было бы расценивать как следы борьбы.

— Занесите в протокол: на теле осматриваемого не обнаружено синяков, царапин, ушибов, каких — либо иных повреждений, могущих произойти в результате борьбы, — будничным равнодушным голосом заключил доктор.

— Так и запишите это в протокол, — невозмутимо подтвердил следователь, обратившись к секретарю, примостившемуся за канцелярским бюро в углу, — Господин Миронович, когда в Вашем доме банный день?

— По пятницам.

— Стало быть, на Вас сейчас должно быть то же исподнее бельё, что и в ночь гибели Сарры Беккер, — подитожил Сакс.

Миронович ничего не ответил. Усевшись нагим за ширмой на стул, он терпеливо дожидался, пока врач осмотрит его бельё. Штейкель неспеша, сантиметр за сантиметром, исследовал всю одежду подозреваемого, как ту, что он снял с себя, так и ту, что Чернавин привёз из квартиры на Болотной улице. По мере окончания осмотра доктор откладывал осмотренную вещь в сторону, благодаря чему Миронович постепенно облачался в свой прежний вид. На его исподних штанах внимание Штейкеля привлекло маленькое круглое бурое пятнышко, по виду кровавое.

— Что это за пятно? — спросил он у Мироновича.

Тот посмотрел сумрачно, буркнул:

— Должно быть, клопа раздавил или комара. Докажите обратное! Тоже мне, след борьбы отыскали!

Доктор и сам видел, что это пятно никак «не тянет» на «след борьбы». Однако больше ничего примечательного на одежде Мироновича обнаружить ему не удалось — никаких пятен крови, никакой спермы. Ничего не было порвано, все пуговицы были на месте, даже потайные на внутренних карманах. Самая обычная одежда допропорядочного гражданина.

— После окончания осмотра все вышеназванные вещи возращены господину Мироновичу в целости, — спокойно диктовал Сакс секретарю текст протокола, — Далее: вещи по списку получены, подпись «Миронович», и затем подписи должностных лиц и понятых.

Александр Францевич Сакс сохранил полное самообладание. В его голосе не было слышно ни разочарования, ни сожаления, ни смущения.

Миронович же, облачившись в свой костюм, обрёл рисущую ему уверенность. Никогда ранее ему не доводилось быть в подобной весьма унизительной роли — сидеть голым, пусть даже за ширмой! — в комнате, полной другими, одетыми, людьми, подвергаться унизительной процедуре осмотра, отдавать незнакомому мужчине свои исподние штрипки, ожидая каких — то комментариев и разоблачений. Отвратительное состояние, полное стыда и дискомфорта. Внешне Миронович старался ничем не выдать своих переживаний, но внутри он весь клокотал от гнева и нервы его натянулись, как готовые лопнуть струны.

— Ну, что, господин судебный следователь, — с невеселой усмешкой спросил Миронович своего мучителя, — Вам помогли Ваши пинкертоновские изыскания? Вы нашли, что искали?

Сакс посмотрел на него в упор, откровенно неприязненно, даже не пытаясь придать взгляду приличествующую дозу вежливости:

— Еще не вечер, господин Миронович! Если что было — найдем, не сомневайтесь. Дайте срок.

Он сказал это до такой степени враждебно, что сердце Мироновича ёкнуло. Однако, не подавая вида, он снова улыбнулся:

— Ну — ну, Бог, как говорится, в помощь. Да только вы не там ищите.

— В самом деле? А где же, по — вашему, нам надо искать? Может научите? — не без ехидства и с показной заинтересованностью спросил Сакс.

— Уж кабы я был судебным следователем, так исподние штрипки человека с железным alibi не осматривал бы… С соседей надо начинать, с дворников, искать свидетелей… Концы сводить: почему воск на полу? Ведь все мои свечи на месте! Почему мебель переставлена? Ведь накануне она стояла иначе. А Вы… Что это за пятнышко крови на кальсонах, а — а?! Тьфу, противно смотреть, взрослые люди, казалось бы, а чем занимаетесь…

— Вот — вот, — Сакс с усмешкой переглянулся с полицейским приставом, — Спасибо Вам за ценный и добрый совет. Я Вам очень скоро всё объясню: и про воск, и про переставленную мебель. Дайте только срок. А что касается Вас: чтоб из города ни ногой, г — н Миронович. Иначе статья 419 Устава уголовного судопроизводства применена будет немедленно! Сразу же отправитесь в тюремный замок и не говорите потом, что я Вас не предупреждал!

После доклада следователю о результатах опроса Семёна Константинова, сыскной агент Викентий Черняк вернулся на Невский проспект и весь остаток дня занимался обходом квартир дома N57.

Подходили к концу вторые сутки с момента гибели Сарры Беккер. Хотя ещё рано было говорить о выдвижении конкретных обвинений в адрес Мироновича, тем не менее, следствие уже существенно продвинулось в понимании той обстановки, что окружала погибшую девочку в последние дни и недели её жизни. Как оказалось, не все жильцы большого дома знали Сарру Беккер, но даже те, кто не был с ней знаком, отвечали на вопросы полиции с готовностью — весть об убийстве ребенка разнеслась по округе мгновенно и никого не оставила равнодушным.