Я быстро вернулся к своей группе и рассказал, что враг рядом. Ко мне прикрепили еще несколько бойцов для защиты группы с тыла. Но, что удивительно, враг больше не появлялся.

С наступлением темноты мы встретились со стрелками из другого немецкого батальона, которые также отступали под напором противника. Объединившись, мы получили приказ по радио занять позиции и удерживать преследовавших нас русских столь долго, насколько это окажется возможным.

В батальоне, с которым мы соединились, я встретил коллегу, о котором уже был наслышан. Это был снайпер Йозеф Рот, уроженец Нюрнберга и мой ровесник, который также добровольно вступил в горнострелковые войска и, как и я, загорелся идеей стать снайпером после захвата снайперской винтовки. Мы сразу сошлись друг с другом. Командир батальона Рота хорошо знал, насколько ценны грамотно задействованные снайперы при обороне позиций, и предоставил нам полную свободу действий. В то время как остальные рыли траншеи, я и Рот решили совместно проводить разведку перемещений врага и работать вместе в грядущем бою. Нам было ясно, что две пары натренированных глаз увидят гораздо больше, чем одна.

На следующий день около 8.00 среди немецких стрелков, укреплявших свои позиции, неожиданно просвистела пуля, и пораженный ею капрал рухнул на землю, судорожно дергаясь и крича. Со скоростью света остальные устремились в укрытия. Только один из пехотинцев остался с раненым на несколько смертельных секунд дольше, чем следовало. Он даже не услышал глухого удара пули, которая вошла в его затылок как раз напротив левого глаза, а вышла через правый глаз, оставив дыру размером с кулак. Когда он упал, через нее вытекла желтоватая масса из крови и мозгов. Раздался предостерегающий крик:

— Караульные, снайпер!

Беспомощные караульные обрушили град пулеметного огня в направлении, где, как они предполагали, находился враг. Это не принесло результата, что стало ясно через несколько мгновений, когда прицельный выстрел уложил одного из пулеметчиков. Никто не двигался с места. Мы с Йозефом находились в своем блиндаже, когда в него ворвался связной и, задыхаясь, доложил о снайперской атаке. Услышав это, командир батальона просто сказал:

— Стрелки, вы знаете свою работу. Устраните проблему!

Быстро двигаясь, но при этом используя каждое прикрытие, мы вместе со связным поспешили к передовой.

Он провел нас на участок траншеи, возведение которого было уже завершено, где нас радушно встретил сержант. Он тут же доложил нам о событиях последних минут. Окоп, в котором мы находились, с одной из сторон заканчивался хорошо замаскированной наблюдательной позицией в зарослях. Мы смогли незамеченными перебраться туда и начали просматривать местность в поисках укрытия русского снайпера. Однако, как ни напрягали свои глаза, мы не смогли разглядеть ничего подозрительного, даже просматривая с особым вниманием участок, выстрелом с которого был убит первый из наших товарищей. Часы проходили, и не было никакого результата. Мы обсуждали, какую позицию заняли бы сами, если бы были русским снайпером. Но даже в местах, казавшихся нам идеальными, мы не наблюдали ни малейшего признака движения.

Около полудня еще один стрелок был поражен, выбрасывая консервную банку со своими испражнениями через край окопа. Но на этот раз жертве снайпера повезло. Пуля отрикошетила от каски бойца и вошла ему в предплечье. К счастью, русский снайпер не использовал разрывные пули, хотя снайперы чаще стреляли именно разрывными, и немецкий пехотинец отделался только сквозным ранением.

Мы в это время смотрели в бинокли в направлении русских позиций, и оба увидели клочок травы, качнувшийся, словно от давления пороховых газов из снайперской винтовки. Мы восхитились изобретательностью своего противника: он прекрасно замаскировал себя в норе, подрытой под земляную насыпь. Но теперь вопрос заключался в том, был ли он достаточно опытным, чтобы оставить свою позицию, или оставался на ней. Последний вариант казался более вероятным, исходя из того, что все его выстрелы были сделаны с одного направления. Поэтому мы решили спровоцировать русского, чтобы он высунулся. Мы остановились на том, что один из товарищей должен обмануть его фальшивой целью. Йозеф должен был занять позицию в пятидесяти метрах от меня, и мы оба должны были выстрелить по предполагаемой позиции врага, как только там от его выстрела вздрогнет трава. Мы набили травой сухарную сумку и надели ее на палку, а сверху нацепили кепку. Йозеф отнес получившееся чучело товарищу и сказал ему осторожно высунуть ее над окопом ровно через десять минут. Оба снайпера подготовились и нацелились на предполагаемую позицию врага. Ровно в назначенное время из траншеи высунулась кепка нашего чучела. Хитрость сработала. Русский выстрелил слишком рано, не рассчитывая, что может попасться в ловушку, и с той же позиции. Он едва успел нажать на спусковой крючок, когда мы почти одновременно выстрелили по нему. Русские снайперские винтовки обоих были заряжены патронами с разрывными пулями, хотя таких патронов было у нас и не слишком много. Тело русского глухо шлепнулось в глубь норы.

Мы внимательно смотрели в оптические прицелы на земляную насыпь. Вдруг мы заметили лихорадочную активность позади нее, как будто что-то уносили прочь оттуда. Высунулся озадаченный советский наблюдатель с биноклем. Он мгновенно поплатился жизнью за свою неосторожность. Пули двух немецких снайперов одновременно вошли в его голову, которая разорвалась, как перезрелая тыква. Лишь его бинокль невредимый остался лежать на краю траншеи. Теперь уже русские не могли покинуть своих укрытий, а немецкие пехотинцы могли без помех закончить рыть свои траншеи.

Я и Йозеф подготовили себе отдельные хорошо замаскированные позиции для приближающейся советской атаки, разделив подходы к нам так, чтобы каждый из нас мог прикрыть огнем другого. Чтобы оставаться на них незамеченными так долго, как это возможно, мы договорились вести перекрестный огонь до тех пор, пока враг не приблизится на сто метров, и лишь затем перейти к прямому огню. Эта стратегия отлично сработала и помогла немецким войскам удерживаться в течение двух дней, что позволило осуществить эвакуацию собственных раненых и тех, которых мы подобрали после крушения поезда. Но мало-помалу плацдарм вокруг Никополя сужался, и немецкие бойцы опять оказались под угрозой окружения. Наши части перегруппировывались, и мы были вынуждены разделиться. Зная об особых трудностях и напряжении, в котором живет снайпер, прощаясь, мы долго сжимали руки друг друга и желали друг другу иметь ту необходимую долю удачи, которой достаточно, чтобы уцелеть в войне. Затем мы разошлись, надеясь однажды встретиться снова.

Из своей встречи мы извлекли важный урок: есть ситуации, в которых сотрудничество с другим бойцом, выступающим в роли наблюдателя, дает большое преимущество. И хотя я поклялся работать исключительно в одиночку после гибели Балдуина Мозера, я был вынужден признать, что работа в команде имеет значительные плюсы. Это заставило меня переговорить с командиром роты о возможности в случае необходимости иметь с собой наблюдателя. Командир пошел мне навстречу, и с этого момента я всегда мог по своему усмотрению брать с собой наблюдателем одного из своих опытных товарищей.