Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я у тебя тут перекантуюсь до Лабеи, — заявил мужчина, в упор глядя на Велкина темными, не менее жесткими, чем волосы, глазами. — Ты меня за сколько заказывал?
— За три сотни, — тут же ответил Велкин, и взгляд его был честным-пречестным, как у невинного младенца.
— Неужели цены так поднялись? — деланно удивился тот, кто выдавал себя за камелию. — Насколько мне известно, неделю назад было двести.
— Может, и было, — пожал плечами ничуть не смутившийся кадамурец, почуяв выгодную сделку. — Но я заплатил триста.
Взгляд курчавого сделался еще более жестким, и Велкин ощутил неприятный холодок в животе. Но глаз не отвел и признаваться в своем, мягко говоря, преувеличении не стал. Такое поведение вкупе с другими ингредиентами и позволяло Скандре Велкину быть успешным коммерсантом.
Мужчина, кажется, понял, что эту скалу ему не сокрушить, и кивнул, одновременно легонько хлопнув ладонью по откидному столику.
— Ладно, триста — значит, триста. Я тебе их возвращаю и добавляю столько же — за моральный ущерб и квартировку.
— То есть шестьсот межиков? — без труда подсчитал Велкин.
— Как одна копеечка! — весело подтвердил курчавый и опять сделал затяжной глоток из бутылки… и еще…
Скандре посмотрел, как исчезает драгоценное манданское, поскреб в затылке и сказал:
— Плюс стоимость вина.
Курчавый чуть не поперхнулся, поставил бутылку на стол и укоризненно покачал головой.
— Ай-яй-яй… Ты че такой мелочный, дядя?
— А вы посмотрите, что это за вино, — надулся Велкин. — Между прочим, четвертак за него отдал.
— Ладно, половина с меня, — согласился курчавый, рассматривая этикетку. — Допьем-то вместе. Хотя, по-моему, этот кисляк таких денег не стоит.
— То-то вы и присосались… — буркнул Скандре.
— Да это я волнуюсь, приятель, — пояснил курчавый и подался к коммерсанту. — Меня же разыскивают, понимаешь?
Велкину вновь стало неуютно, словно сквозь щель в обшивке в каюту проник космический холод — а за бортом было чуть ли не триста градусов ниже нуля.
— И за что? — спросил он, стараясь, чтобы голос его не дрогнул.
Кажется, собеседник понял его тревогу, потому что ободряюще улыбнулся и похлопал Велкина по колену.
— Да ты не бойся, приятель, я не убийца. Как тебя звать-то?
— Скандре…
— А я Станис. — У него, при его шепелявости, вышло: «Штаниш», и курчавый пояснил: — Не Штаниш, а Штаниш. Первая и последняя не «ш», а «ш»: ну… — он пошарил взглядом по каюте, — как «штол» или «шалфетка»… Или Шкандре…
— Станис, — сказал Велкин.
— Вот-вот, — кивнул курчавый. — Штаниш. Ты думаешь, если я под бабочку закосил и с планеты когти рву, значит, обязательно преступник?
Коммерсант промолчал. Судя по некоторым речевым оборотам Станиса, с уголовным миром этому типу явно приходилось иметь дело.
— Не преступник я, Скандре! — для убедительности курчавый прижал руки к груди. Так и казалось, что он сейчас добавит: «Век воли не видать!» — Просто один нехороший человек выдурил у меня очень и очень ценную вещицу. Страшно древнюю, я ее за очень большие бабки приобрел. Развел меня, ноги в руки и на дно. Я его три года по всему Союзу вычислял и таки вычислил! Три года!
— А в полицию зая… — начал было Велкин и осекся.
— Ага, сам сообразил, — констатировал Станис. — Ничего же не докажешь, свидетелей не было, да и себе же дороже будет. Так что я уж самостоятельно. Выманил его из норы, сонкой в хлебальник, кулаком в поддыхало — забрал свое кровное и сделал ноги. Здоровье ему не повредил, лепила не потребуется… Заранее договорился с тамошним бандером — и сюда. Так что не волнуйся, Скандре, до Лабеи вместе доберемся, и получишь свое…
Последние слова показались Велкину какими-то зловещими, но встрепенуться его заставили не они, а предыдущие.
— Только на Лабее получу? А почему не сейчас?
— На Лабее, приятель, на Лабее, когда сойдем на берег, и не раньше. В Туратрене, в порту. Я же твоих моральных качеств не знаю, а потому без подстраховки никак. Ну посуди сам: отстегну я тебе прямо сейчас, и ты решишь, что я тебя на финише по голове приголублю, чтобы свое вернуть. А потому еще в полете постараешься меня сдать, чтобы при бабках остаться. Логично?
Велкин аж задохнулся от такого гнусного предположения, порочащего его честь, а Станис вновь хлопнул его по колену.
— Логично, Скандре, даже не пытайся возражать. А теперь оцени достоинства моего предложения. В полете мы с тобой дружно попиваем винишко, и ты не дергаешься, потому что рассчитываешь получить от меня бабки. В порту я с тобой рассчитываюсь чин чинарем, и мы расходимся. А если я тебя кину, то ты сразу же кипиш поднимешь, там же бежевых полно… И заметут меня. Правда, при этом ты в пролете останешься, но это дело такое… Главное — повяжут меня бежевые. Вот и прикинь, выгодно ли мне тебя накалывать?
Он с победным видом откинулся к переборке, а Велкин погрузился в раздумья.
Конечно, ему, как обладателю сравнительно высоких моральных качеств, правильней всего было бы, улучив момент, сдать с потрохами этого подозрительного попутчика. А там уж пусть разбираются с ним. Мало ли что он тут наплел — почему нужно верить типу, речь которого пересыпана тюремным жаргоном? Видать, уже сидел, и, может, не раз. И не за то, что в баре за пиво не расплатился. Кто его знает, что он там, на Селеби, натворил… «Кулаком в поддыхало»… А может, ножичком по горлу?
С другой стороны…
— Ну вот, — удовлетворенно сказал Станис, наблюдавший за сменой выражений на лице коммерсанта, и в третий раз шлепнул его по коленке. — С логикой у тебя все в порядке, приятель. Так что будем вместе срок до Лабеи тянуть… В смысле, путь коротать. В итоге и я не особо внакладе, и ты с наваром. Я, приятель, никого без нужды не кидаю, не те у меня понятия.
«Без нужды!»
Велкин вновь встрепенулся, но Станис тут же понял его состояние и добавил:
— А тебя мне кидать смысла нет, себе дороже будет. Я уже аргументы приводил. И насчет моей платежеспособности можешь не беспокоиться, банка у меня в полном ажуре. — Он полез под накидку, покопался там и извлек банковскую карточку. — Вот, сейчас весь расклад покажу. Всем бы такой иметь.
У Скандре потеплело на душе, и он, глядя на манипуляции Станиса, уже склонялся к тому, чтобы принять его условия… Но тут дверь каюты стремительно отъехала в сторону и воздух словно взорвался от грозного крика:
— Всем на пол! Лицом вниз! Руки за голову!
Даже если бы Велкин и захотел, он не успел бы выполнить эти команды. Потому что в следующее мгновение был просто сметен с откидного сиденья и припечатан к полу. На него навалился Станис, который тоже, по всей видимости, испытал воздействие неожиданно объявившейся неведомой силы. А еще через миг на запястьях коммерсанта защелкнулись наручники. Последовавшие новые щелчки возвестили о том, что таким же образом поступили и со Станисом. Почти немедленно курчавого рывком поставили на ноги, а затем в вертикальном положении оказался и Велкин.