Ныне поживиться там было уже нечем. У судна остались неразобранными на части лишь корпус, двигатели да многопалубные постройки – иными словами, все то, что нельзя было разобрать вручную. Большинство снятых оттуда деталей ушло на постройку города Аркис-Грандбоула – самого знаменитого места сбора идущих на запад перевозчиков и гужевых караванов накануне их перехода через Срединный хребет. Но несмотря на это даже в нынешнем потрепанном виде «Оазис морей» вызывал восхищение. Трудно поверить, что его создали люди, а не Вседержители, да к тому же он еще и путешествовал когда-то по всему свету!

Будь каньон Дельгадо единственной в северной половине Хребта сквозной магистралью, его, безусловно, давно бы расчистили. Но кому хотелось заниматься этой трудоемкой и неблагодарной работой, если южнее и севернее имелись другие каньоны – куда более широкие и ничем не загроможденные? А Дельгадо интересовал сегодня разве что тех кочевников, кто еще надеялся поживиться хоть чем-нибудь на давно обобранных останках «Оазиса морей».

– Отлично! – похвалил я знакомого с путевой географией Убби. – Но каким образом, скажи на милость, все только что сказанное тобой соотносится с твоим же приказом гнать «Гольфстрим» к Дельгадо?

– У меня есть проверенные сведения, что за последние пару лет дно каньона сильно опустилось, – пояснил Сандаварг, – и заклинивший меж его стен «Оазис морей» попросту переломился пополам. Говорят, теперь в его корпусе есть настолько широкая брешь, что в нее пролезет даже танкер-водовоз.

– «Говорят»? – хмыкнув, переспросил я. – Значит, сам ты там не бывал и попросту пересказываешь чьи-то сплетни?

– Я же сказал, загрызи тебя пес: эти сведения проверены, – повторил северянин. – А дон Риего-и-Ордас наверняка уже отослал почтовые приказы на восток, чтобы его люди контролировали все ведущие с запада пути. О том, что Дельгадо открыт, знают пока лишь немногие. Стало быть, по нему нам и ехать. И это больше не обсуждается!

Я благоразумно примолк. Что толку спорить, если мы все равно не доберемся до того каньона? А наутро сделал все, как сказал новый хозяин «Гольфстрима»: повернул на северо-восток и повел буксир к предгорьям Срединного хребта. Еще пару дней мы сможем держаться относительно прямого курса. А потом начнутся такие каменные лабиринты, что мне придется на каждой развилке сверяться с Атласом, дабы не заплутать или не угодить в тупик.

Все было бы сто крат проще, двигайся мы как все нормальные перевозчики – от Столпа к Столпу, по накатанным тропам. Однако приказ Сандаварга вынуждал меня прокладывать маршрут через те районы, куда ни один перевозчик не совался без крайней необходимости. Это означало, что имеющиеся у меня карты тамошних территорий могли давно устареть. И резко опустившееся дно каньона Дельгадо, если, конечно, Убби не врал, являлось тому ярким подтверждением.

Я не стал откладывать в долгий ящик идею по возврату на «Гольфстрим» законной власти. Сама революция должна была состояться через пять дней, когда мы уже станем петлять по предгорьям Хребта. А пока ровная и прямая дорога позволяла ненадолго отлучаться от штурвала, мне следовало заняться кое-какой подготовкой. Затем, чтобы грядущий переворот прошел как по маслу и без жертв…

– Извини, что отвлекаю тебя от работы, но мне нужно попасть в трюм, – обратился я наутро следующего дня к Сандаваргу. Убби сидел, прислонившись спиной к борту, и педантично оттирал от грязи щит. Физз теперь постоянно вертелся возле своего почитателя, а не восседал на своем обычном посту – на крыше рубки. Оба выглядели вполне живыми и здоровыми. В том смысле, что никто из них за завтраком не подавился и не издох, как я пожелал им прошлым вечером.

– Какого шелудивого пса тебе там понадобилось? – насторожился северянин, подняв глаза и отложив ветошь. Беспокоился он неспроста. В трюме было сложено все отобранное у нас оружие, и входить туда без спроса нам запрещалось.

– Ты заставил нас выбрать не самый удачный путь, – пояснил я. – На такой дороге в любой момент может случиться поломка. И чтобы быть к ней готовым, мне нужно заранее найти и отобрать все запчасти, какие, вероятно, нам понадобятся. А они после вчерашнего обыска разбросаны по всему трюму в полном беспорядке.

– Ага, я заметил, – понимающе кивнул Сандаварг, после чего поднялся, подошел трюмному люку и, подняв его, указал вниз: – Что ж, давай, полезай, раз надо. Но если притронешься к ящику с оружием – пеняй на себя.

– Физз, ко мне! Быстрей, лежебока, нас ждет работа! – окликнул я варана, чья помощь в темном трюме была мне позарез необходима.

– Херьмо рапота, шхипер! – отозвался тот, не трогаясь с места. – Фисс спать! Ношью рапота! Тай мяса!

– Какое такое мясо среди бела дня?! А ну ко мне, кому говорят! И живо марш в трюм! – сострожился я.

– Фисс – сфященный сферь! – просветила меня старая шипучка. – Рапота – херьмо! Шхипер, тай мяса!

– Это что – бунт?! Да как ты смеешь ослушаться своего хозяина! Хочешь, чтобы я вышвырнул тебя за борт посреди хамады?! Хочешь или нет, змеиный сын?! – Я аж побагровел от злобы. А может, даже позеленел. Определить это наверняка мог лишь Убби, но я, естественно, не стал у него это уточнять.

– Поосторожней с угрозами, Проныра, – не грозно, но настоятельно порекомендовал Сандаварг. – Не советую в моем присутствии оскорблять священного хранителя Чистого Пламени. Тем более который преданно служит тебе всем своим маленьким, но воистину благородным сердцем!

– Хорош служака! – малость остыв, но все еще негодуя заметил я. – Я ж его по-человечески прошу помочь, а он уперся и ни в какую!

– Это все из-за меня, – признался северянин в том, о чем я и без него догадывался. – Хранитель – существо гордое. Один на один с тобой он, возможно, и позволяет понукать собой, как какой-нибудь собачонкой. Но в присутствии владеющего забытым языком Пламени, потомка великих воинов многоуважаемый Физз никогда не потерпит к себе подобное отношение.

– Ах во-о-от оно что! – вытаращив глаза, искренне удивился я. – И впрямь, век живи – век учись! Даже мои отец с дедом, поди, об этом не подозревали! Ну и как теперь прикажешь мне общаться с господином хранителем? Ведь, кроме человеческого языка, другому-то я не обучен.

Убби подошел к разлегшемуся на палубе Физзу, вновь учтиво ему поклонился, а затем, как и вчера, заговорил с ним, так сказать, по-вараньи. Тот ответил Сандаваргу коротким шипением, после чего – нет, вы только гляньте! – вальяжно подполз к открытому люку и полез в трюм. На меня ящер даже не посмотрел – очевидно, дал понять, что сделал одолжение не мне, а своему почитателю.

– Я сказал господину Физзу, что ты осознал свою ошибку и впредь будешь уважительно относиться к нему при посторонних, – вкратце перевел мне Убби свой диалог с вараном и уточнил: – Всех посторонних, шкипер, а не только тех, кто понимает забытый язык Пламени и чтит его хранителей. Усвой это хорошенько, потому что их великодушие отнюдь не безгранично.

Задумавшись над этой, бесспорно, поучительной историей, я чуть было не запамятовал, зачем на самом деле иду в трюм. А спускался я туда, как вы уже поняли, не только ради наведения порядка. Именно в трюме и должна была зародиться наша грядущая революция. Впрочем, одно другому отнюдь не мешало. И в какой-то степени я был даже рад, что мне наконец-то представился шанс провести ревизию содержимого утробы моего буксира…