— Никто из наших больше не перезванивал? — спросил Петя.

— Пока нет.

— Лады, тогда до скорого!

Они попрощались, и Петя повесил трубку.

— А я все слышала! — раздался голосок у него за спиной.

Петя оглянулся и увидел в дверях комнаты, в двух метрах от него, сестру.

— Подслушивала!

— И вовсе не подслушивала! — возмутилась Катя. — Я никогда не подслушиваю! Я не пряталась! Я просто подошла и стояла тут, а ты ни разу не оглянулся! Зато теперь я знаю, что у тебя есть секрет!

Первым порывом Пети было закричать на сестру, обругать ее, но он сдержался. Если поругаться с Катей, то поднимется шум, прибегут взрослые, и Катя наверняка что-нибудь сболтнет — нет, сознательно ябедничать она не станет, но в пылу спора у нее может вырваться что-нибудь такое, что взрослые начнут допрашивать Петю, и ему придется выкручиваться. Мама если и не сообразит, что «секрет» ее сына связан с нынешними неприятностями семьи, то вообразит это — у страха глаза велики. Поэтому Петя просто пожал плечами.

— Ну и что? — сказал он. — Почему у меня не может быть своих секретов?

— У тебя очень интересный секрет! — заявила Катя. — Ты что-то говорил про квартиру и про картину. Ты знаешь что-то, из-за чего мы сюда уехали, чего даже взрослые не знают, да?

Если раньше Петя очень часто радовался, что у него такая смышленая сестра, то сейчас он пожалел об этом.

— Вовсе нет! — возразил он. — Этот секрет — мой собственный! Мальчишеский!

— Рассказывай! — язвительно отозвалась Катя. — И никакой он не мальчишеский — я слышала, как ты с девчонкой разговаривал!

Продолжая мысленно проклинать сообразительность сестры, Петя быстро прикинул, как быть дальше.

— Ладно! — бросил он. — У меня есть секрет — и большой секрет! Но сейчас я тебе рассказать его не могу! Это не только мой секрет, он и моих друзей, понимаешь? Но я тебе обещаю, что расскажу его, как только будет можно. Но смотри, если ты кому-нибудь проболтаешься, что у меня есть секрет — ты никогда этого секрета не узнаешь! Идет?

Катя подумала — и, видимо, решила, что условия вполне справедливые. Брат не велит ей заткнуться и не лезть не в свое дело, не относится к ней как к несмышленой сопле, с которой и считаться не стоит — он готов поделиться секретом, как только будет можно… А что он сейчас не может рассказать, то тут он тоже прав: раз это не только его секрет, он обязан считаться с друзьями. Катя тоже всегда считалась с друзьями и ни за что не стала бы рассказывать другим то, что доверили ей по секрету.

— Идет! — согласилась она. Но ее одолевало нетерпение. — А когда я узнаю?

— Скоро, — пообещал Петя. — Думаю, дня через три.

— Так долго… — разочарованно протянула Катя.

— Вовсе не долго. А может, и быстрее получится.

— Ну хорошо.

— А пока ты обещаешь молчать? — строго спросил брат.

— Обещаю!..

Раздался телефонный звонок. Петя взял трубку. Звонил отец.

— Алло, это ты?.. Передай маме, что через час за вами заедет машина. Борис взял вам путевки в один санаторий его ведомства. В путевках вы записаны как его жена и дети. Во-первых, из соображений безопасности, во-вторых, — отец усмехнулся, — путевки идут с пятидесятипроцентной скидкой. И отвезет вас туда один из его сотрудников. Я за вами заезжать не буду, на случай, если за мной следят. Я и звоню сейчас из автомата. Ну, в добрый путь!

— Ни пуха, ни пера! — откликнулся Петя.

— К черту! — отозвался отец и повесил трубку. Петя поспешил передать все маме.

— Надо бы продуктов на дорожку собрать… — засуетилась тетя Вера.

— Какие продукты, какая дорожка! — рассмеялась мама. — Тут ехать, наверное, не больше часа. А кормить нас там будут. В санаториях и домах отдыха обед обычно с двух до трех. Как раз к обеду доедем и устроимся.

Тетка стала возражать, но Петя уже не слушал, о чем говорят две сестры. Он вернулся к телефону и опять набрал номер Ани.

— Ну, что, Оса, удалось что-нибудь выяснить?

— Удалось! — Анин голос дрожал от волнения. — У папы был приятель, сотрудник Третьяковской галереи. Он без очереди проводил папу на выставки, на которые невозможно было попасть. А папа протаскивал его на самые интересные матчи, в ложу для прессы. В общем, я нашла в большой записной книжке его рабочий телефон и позвонила ему. Извинилась, что беспокою его в рабочее время, и сказала, что у нас возник спор — мы смотрели альбом Врубеля и заспорили, сколько могут стоить его изразцовые панно. Он уточнил, какие панно я имею в виду, и я ответила, что панно для внутреннего убранства дома, а не для улицы, из тех, которые совсем как картины и сделаны особенно красиво. Он ответил, что цена может быть самая разная. Например, Третьяковка смогла бы дать лишь тысяч двадцать долларов, даже за самое лучшее из них, потому что у них с деньгами плоховато. Среди богатых коллекционеров, особенно зарубежных, цена может доходить до двухсот пятидесяти тысяч долларов. Но и это еще не предел. Потому что если такая вещь попадет на крупный международный аукцион, то при стартовой цене, скажем, в сто пятьдесят тысяч долларов она вполне может в итоге уйти за миллион! Если, конечно, это панно высшего класса, в хорошем состоянии и с сертификатом, что оно попало к нынешнему владельцу, а от него на аукцион законным путем. Таких панно существует всего несколько, и все они известны!

— Одно из них неизвестно… — проговорил Петя.

— Да! Но ты представляешь?!

— Представляю. Им есть за что бороться. Теперь слушай меня. Через час мы уезжаем за город. Я буду оттуда звонить. Если случится что-нибудь чрезвычайное, я найду способ присоединиться к вам!

Тем временем Сережа, Миша и Саша, как уже говорилось, вели разведку вокруг трех фирм. Найти их адреса не составило особого труда. Саше, как мы знаем, достался «Блиц». Сережа взял на себя «Свиягу Трастинг», а поразнюхивать насчет «Геликон Арт» доверили Мише.

Миша постарался взяться за дело поосновательней. Якобы уходя в школу, он тайком извлек из серванта театральный бинокль и положил в свой рюкзак.

Галерея располагалась на одной из старых московских улиц, в двухэтажном особняке. На первом этаже этого особняка был пункт обмена валюты. Рядом с дверью обменного пункта поднималась вверх широкая лестница, — на верхней площадке которой дежурила за небольшим столиком молодая сотрудница.

Миша в нерешительности стоял у основания лестницы, когда сотрудница, кинув на него взгляд, улыбнулась и спросила:

— Ты что, школу прогуливаешь? — Похоже, ей просто было скучно.

— Ну… — замялся Миша.

— Мне можешь сознаться! — успокоила она. — Я еще не настолько стара, чтобы не помнить, как сама сбегала с уроков.