Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вот же чертов капитан! Похоже, я действительно влип как минимум на штраф.
– Может, все-таки как-нибудь разойдемся? – Теперь мое нытье вполне естественное, без какого-либо наигрыша.
– Вы что, мне взятку предлагаете? – усмехается тот.
Ну, попал! Неужели лишит прав?
… Фу, ты, черт! Отлегло…
Капитан, не снимая с лица усмешку, претворяет в жизнь метод, описанный моей Ленкой, правда, модернизированный. А именно: пальцем пишет по пластику «торпедо» четыре больших невидимых цифры: 1500.
– Я дам вам полторы тысячи, не вопрос! – радуюсь я.
Пусть и не сразу, но события переходят в привычное русло. Нет, все-таки этот бизнес надо бросать. Так никаких нервов не хватит.
Осторожный капитан молчит.
Я вытаскиваю три пятисотки, сую ему в руки.
В этот момент задний мент перестает сопеть, и мои собственные руки оказываются зажатыми в стальные тиски. Сначала – фигурально, а через короткое время – натурально. В первый раз в жизни я оказываюсь в наручниках. И это очень, очень неприятно! «Господи, что же делать?» – думаю я. Как оказалось, вслух, потому что капитан ехидно советует:
– Прежде всего, взяток не давать, молодой человек. Обыщи его, Петь, – это он – уже своему плечистому сослуживцу.
Вот теперь я влип насовсем. Потому что микрофон обнаруживают сразу. Как будто знают, что он у меня за лацканом…
Мое сердце пронизывает страшная догадка. Нет, этого не может быть! Мы с Витьком знаем друг друга много лет! И потом он же соучастник! Я слегка успокаиваюсь, если так можно сказать о моем потном состоянии.
– Да, молодой человек, – теперь капитан серьезен. – Похоже, вы не просто нарушитель ПДД и даже не просто взяткодатель. Вы – шантажист! Петя, обыщи их машину и приведи второго.
Через минуту и Витька, и его хитрый кейс оказываются в милицейском «жигуле», а капитан вовсю строчит протокол задержания – он мне уже об этом объявил.
– Я тут ни при чем, – бормочет на заднем сиденье Витек. Руки ему, в отличие от меня, не сковывают.
Мы вдруг – через зеркало заднего вида – встречаемся с ним взглядами. И все становится ясно.
«При чем» тут Витек. Очень даже «при чем». Но ему-то это зачем? Неужели нас выследили? Или просто ментам «палка» нужна по взяткодателям? Нет, нас выследили! Витька прижали, и он подсунул мне «шоколадное» дело. И сидеть мне теперь – не пересидеть… О господи!
– Подпишите протокол, – говорит мне капитан, но бумагу не отдает.
– Где? – безразлично спрашиваю я.
Сломался Вадик Оглоблин. Не прирожденный я оказался бандит. Буду теперь в тюрьме лозунги писать. Бедная Ленка, она же ждать меня станет! Какая же я сволочь!
– Вот здесь, – показывает мне капитан, но бумагу опять не отдает.
– Так давайте, – слабо прошу я.
– Если подпишете – тюрьма, – улыбается он.
– А если не подпишу? У меня что, есть выбор?
– Если не подпишете, то у вас есть выбор, – серьезно говорит капитан.
– Какой?
Я уже готов нашу комнату продать, лишь бы не идти в тюрьму. Я очень боюсь тюрьмы!
– Первый – все равно сидеть. Вы не подписываете, мы подпишем, как свидетели. И Виктор Быков подпишет.
– Как свидетель? – уточняю я. Мог бы и не уточнять, и так все ясно.
– Как свидетель, – соглашается капитан.
– А второй?
– Вы принимаете предложение вон того господина, – показывает капитан куда-то на улицу. Там я вижу напомаженного хлыща. Только без здоровяка. Роль которого – даже с большим успехом – сыграли подсадные менты.
– Я согласен, – говорю я.
Черт с ним, с искусством! Все, что угодно, лишь бы не тюрьма. А там посмотрим.
С меня снимают наручники. Витек подходит к хлыщу и, не особо таясь, берет у него пакет. Наверное, на всех трех иуд.
А пакет-то объемистый. Значит, художник Вадим Оглоблин чего-то в этом мире стоит. Хотя зачем себя обманывать: как художник Вадим Оглоблин в этом мире теперь не стоит ничего. Ноль. Зеро.
Место: Москва.
Время: почти три года после точки отсчета.
Как ни хотелось Береславскому отвертеться от полезной трудовой деятельности, а пришлось засесть в кабинете надолго. И план рекламной кампании продумывать, и умные слова перед «червивым» клиентом говорить – про маркетинг, бизнес-миссию и социально-ответственный креатив.
Так задвинул, что сам себе бы на месте заказчика вдвое заплатил. Как будто это не они с арт-директором до прихода клиента изгалялись над его драгоценными опарышами (клиент, кстати, поставлял их половине аквариумистов бывшего СССР):
«Пользуйтесь нашими червями, пока они не попользовались вами».
«Наша продукция – самая червивая в стране».
«Черви для тебя! Ведь ты этого достоин…»
«О, червь! Ты – жор!» – специально для чокнутых рыболовов.
И, наконец, апофеоз Ефимового копирайтерского поноса:
«Сочный опарыш – мечта аквариумиста!»
Самого чуть не стошнило, когда представил себе сочного опарыша.
Хозяин «червивого» бизнеса был, кстати, парень неглупый и с хорошей самоиронией. А чего бы не веселиться, когда, по его признанию, товар из выгребной ямы приносил ему сто тысяч баксов в месяц. Да за такие деньги не то что опарышей разводить, глистов можно дрессировать!
На самом деле Ефим и сотрудники «Беора» все делают добротно. Вместе с заказчиком уже определили основные целевые группы реципиентов – потенциальных покупателей товара и, соответственно, получателей рекламной продукции. С креативным директором продумали концепцию. Теперь он – по следам приличной части творчества копирайтера – раздаст задание дизайнерам, и все получится более чем симпатично. И проспекты, и буклет, и варианты упаковки, и даже макеты модулей для специализированной прессы – есть, оказывается, и такая. После чего этот коммуникационный инструментарий различными каналами поедет к потенциальным покупателям, информировать их о товаре. Или капать покупателям на мозги. Или даже манипулировать их сознанием – кому какая формулировка нравится…
Нет, все сработали достойно – и заказчик доволен, и самим не стыдно.
Единственный во всем этом минус – что-то эти опарыши стали Ефиму Аркадьевичу надоедать. А также колготки, ставшие на тридцать процентов прочнее, телевизоры, которые на сорок процентов ярче, и шампуни, делающие волосы на восемьдесят процентов сильнее (формулировка, наповал убивавшая бывшего физика-экспериментатора Береславского).