– Бабушка позвонила нашим друзьям, я уже не помню их фамилии, помню только, что дядя Гриша был зубным врачом. Они с тетей Зоей пришли, завернули меня в одеяло, завязали в скатерть и унесли с собой. Гуляли со мной только по ночам…

– Боялись, что вас снова попытаются забрать?

– Да, но не прошло и года, как тетю Зою с дядей Гришей тоже арестовали. И тогда меня забрал дядя Вася-цыган, в то время там стоял богатый цыганский табор. Потом меня еще передавали машинистам, там тоже были наши друзья, они до сих пор живы. Года через два бабушка наконец забрала меня. Квартира наша была опечатана, мы жили у знакомой женщины, муж которой, кочегар, тоже был арестован по 58-й статье.

– А как складывалась судьба мамы?

– Ей, можно сказать, повезло, она попала в сельскохозяйственный лагерь. Их привезли по этапу в Сибирь, на станцию Юрга вторая. Там она отбывала свой срок, работала с туберкулезными больными. Потом сама сильно болела.

Норильск-лаг. Фото из открытых источников

Труд женщин в ИТЛ. Фото из открытых источников

Сейчас мама живет в Красноярском крае, в девяноста километрах от железной дороги. В деревянном бараке с печным отоплением, воду из колодца приходится носить. В начале этого года я поехала туда, сдала ее комнату с кухонькой в поссовет. Положили ее в госпиталь. Врач сказала, что пролежит она три-четыре месяца. Мне ее нужно обязательно забирать к себе. Но положение у меня такое: семья большая, детей у нас трое да внуков шестеро. Муж больной, да и за мной скоро уход нужен будет. Сдать же мать в дом престарелых или инвалидов я не могу. Ведь столько лет мы жили друг без друга. Кто заплатит мне за то, что нас сделали чужими?

Мы помолчали. Затем Евгения Ивановна Юрцева продолжала:

– Обратилась я с просьбой к нашей власти, чтобы маме нашли, выделили комнатку недалеко от нас, мне ведь за ней доходить надо. И вот уже три месяца хожу по кругу. Но все же добилась приема у заместителя председателя облисполкома Александра Федоровича Небеснова, где меня поняли и послали письмо в наш Асбестовский горисполком, адресованное его председателю Пинаеву Юрию Григорьевичу.

– Вы были у Пинаева, Евгения Ивановна, и каков результат?

– Он мне сказал, что она у нас не проживает, жила бы в области – была бы наша, мы бы могли что-то решить. Нужно срочно ее прописать.

– Но ведь ваша мама не по своей воле оказалась в Сибири. Арестовали ее в Свердловской области, полностью восстановили в правах тоже здесь. Разве это не довод?

– Он посоветовал прописать ее к нам в квартиру, она, мол, приедет к дочери, и мы ничего не будем ей предоставлять. Но сколько же можно на нас все сваливать? В конце концов должен когда-то нормально жить человек! И речь ведь не о нас, а о ней. Я хочу, чтобы маме предоставили маленькую комнатку, в которой она могла бы спокойно дожить свою жизнь. Ей просто нужен покой. А уж мы за ней присмотрим.

БАМЛАГ. Фото из открытых источников

Хочу только одного: чтобы моей матери дали почувствовать, что кто-то в нашем государстве все-таки проявил о ней заботу. Пора уже, наверное, возвращать долги, пусть даже не все то, что было отобрано силой. Я понимаю, что сейчас очень тяжелое время, и, может быть, не стоит соваться с такими вопросами в горисполком и везде. Я все понимаю! Одного не пойму – почему моя мать в свои 80 лет, лишенная государством всего на свете, еще должна стоять в очереди на квартиру? Ведь все понимают, что не дождется. Неужели на это и рассчитывают?

…Такие беседы мне по долгу службы приходилось вести ежедневно. Всем хотелось помочь и немедленно, ведь жизнь немногих оставшихся в живых репрессированных измерялась уже не на десятки лет вперед, часто даже не на годы, а на месяцы. Государство отняло у многих из них почти все: молодость, веру в справедливость, честь и достоинство, любовь, работу, жен и детей, у многих сотен тысяч отняло жизнь, а самое горькое, что иногда и память. На братских безвестных могилах безвинно расстрелянных людей выросли почти вековые деревья.

В общем хоре голосов по поводу острых наших проблем как-то приглушенно звучали голоса людей, переживших страшные годы массовых репрессий. А проблемы этих наших граждан не менее других были болезненны и неотложны. Вот на что я обращал внимание в той газетной статье конца 80-х: «Основные нормативные акты, связанные с реабилитацией жертв репрессий, устарели и несовершенны. В них имеются существенные пробелы. Нет ответов на некоторые жизненно важные вопросы. Например, имеет ли право государство, незаконно лишившее человека в годы репрессий жилой площади, перекладывать свои обязанности по восстановлению справедливости на плечи его близких?»

Верховным Советом СССР было принято постановление о порядке применения Указа Президента СССР от 13 августа 1990 года «О восстановлении прав всех жертв политических репрессий 20-50-х годов». В нем был предусмотрен комплекс мер по восстановлению не только политических, но и многих других прав реабилитированных, в том числе и их жилищных прав, которые они утратили не по своей вине. А тогда, в начале 90-х, не только на словах, но и на деле требовался именно неформальный подход к проблемам пострадавших, их нуждам и запросам.

Все последующие годы Правительство пыталось компенсировать ущемленные в 30-50-е годы права граждан, предоставляя жертвам репрессий и их семьям преференции в различных сферах жизни. На сегодня, когда несправедливо и незаконно пострадавших становится все меньше и меньше, реабилитированным гражданам полагаются такие льготы: пятидесятипроцентная скидка на коммунальные платежи; бесплатный проезд в муниципальном общественном транспорте и раз в год бесплатное пользование железнодорожным транспортом; безвозмездное получение лекарственных препаратов по назначению врача; пятидесятипроцентная скидка на стоматологические услуги и установку протезов в государственных поликлиниках; пятидесятипроцентная скидка на покупку топлива, если жилье льготника не подключено к системе отопления; содействие при устройстве граждан в дом престарелых; небольшая ежемесячная выплата.

Как важно успевать делать добро! Важно было тогда успеть помочь в каждом конкретном случае, чтобы ушли они, безвинно пострадавшие, в мир иной без ненависти и проклятий нам, живым.

Спектакли 1937 года

Угасли искры поутру

Вот еще одна трагическая история, история короткой жизни молодых людей Татьяны Малиновской и Абрама Субботовского. Их жизни в полыхавшем над страной пламени