Промокнув платочком слезы (а разве без слез можно читать такое?), Инесса Карповна продолжила:

— «Как человек тонкой душевной организации, чутко реагирующий на любую несправедливость, я не мог остаться в стороне…»

Татьяна Владимировна затряслась в пароксизме беззвучного смеха.

— «…и подошел к бездельникам, чтобы напомнить им о необходимости работать в рабочее время…» Нет, вы только представьте — то он пришел в состоянии, близком к терминальному, то он никак домой не уйдет! Нет, правильно сказал поэт Вознесенский: «Гвозди бы делать из этих людей!»

Женя знала, что про гвозди на самом деле сказал не Вознесенский, а Николай Тихонов, но соваться с уточнениями не стала. Себе дороже, да и незачем.

— «Но они…» — Инесса Карповна остановилась и немного возвысила голос, давая понять, что приближается к кульминации, — «…надсмеялись надо мной, не вняв моему призыву…» Хорошо что «надругались» не написал… «А тот, что старше всех в довольно грубой форме посоветовал мне идти по своим делам и не мешать проводить занятия. Как будто я, заслуженный учитель РСФСР, отдавший школе и детям сорок два лучших года жизни, не знаю, что такое занятия и как их надлежит проводить! Уж во всяком случае не в коридорах. И где, скажите, пожалуйста, были учебные пособия — плакаты, таблицы, трупы?..»

Это уже был не смех, а истеричные судороги. Чтение прервалось минут на пять. Прекрасный перечень учебных пособий! Плакаты — раз, таблицы — два, трупы — три! Действительно, что еще нужно для полноценного учебного процесса?

— «Я возмутился и потребовал, чтобы бездельники сообщили мне свои фамилии и должности, но они только смеялись, а потом ушли. Я спросил у стоявшего поблизости охранника, кто это такие, но он пробурчал что-то непонятное, мне лично показалось, что меня послали „нахер“, но уточнять я не стал, а фамилию охранника, которая была написана на его нагрудной визитке, я забыл, пока шел домой. Но дело не в охраннике, он хоть находился на посту, а в тех, кто позволяет себе так нагло, напоказ всем, лодырничать в рабочее время. Я произвел некоторые подсчеты. Если допустить, что одна операция, производимая двумя врачами, длится один час…» Расчеты я читать не стану, в них нет ничего интересного. Скажите мне, девочки, что я должна с этим вот делать? Переслать в ПНД[6]по месту жительства корреспондента?

Инесса Карповна потрясла письмом в воздухе.

— Мне поручено разобраться и ответить. Что я могу ему ответить? И не вызовет мой ответ новой жалобы? Так можно вообще погрязнуть в этом эпистолярном болоте! Ну что вы молчите, я же совета спрашиваю! Раиса Андреевна? Татьяна Владимировна? Евгения Александровна? Я прекрасно знаю, что это был доцент из нейрохирургии со студентами (отсюда, кстати, и «нахер» — это наш корреспондент просто слово «нейрохирургия» не расслышал), но что я должна ответить? А почему именно я должна отвечать? Евгения Александровна, вы у нас дипломированный психолог, знаток человеческих душ, вам и карты в руки. Напишите заслуженному учителю такой ответ, чтобы он удовлетворился и больше нам не надоедал!

Письмо легло на стол перед Женей.

— Думаю, что тридцати минут вам хватит! — сказала Инесса Карповна и ушла к себе.

На стандартную отписку в духе: «ваше мнение очень ценно для нас, виновные устанавливаются, необходимые меры будут приняты» — у Жени ушло около пяти минут.

— Неплохо, — одобрила Инесса Карповна, прочитав ответ. — Только добавьте еще, что при плохом самочувствии лучше вызывать врача на дом, а не ходить самотеком по больницам. Мы, хоть и не медики, но рекомендации такого типа давать, я думаю, вправе.

— Лен, пусть шоколадки полежат у тебя в шкафчике до конца смены.

Утро у процедурной сестры Аллы выдалось урожайным. И не только на шоколадки, которых набралось больше десятка, но и на деньги. Деньги Алла на хранение не передавала, держала при себе, в кармане рабочей пижамы. Шоколад же в незапирающемся шкафчике (вчера сломался замок, теперь жди, пока санитар Костя новый поставит) оставлять стремно. Оставишь да потом не найдешь.

— Хорошо, — согласилась Лена. — Только не забудь дать откусить. Плата за ответственное хранение.

— Не вопрос, Ленок, двадцать процентов твои, на выбор.

— Девчонки, — в раздевалку просунулась лохматая Костина голова, а следом зашел и весь Костя. — Что за хмыря в двенадцатую положили? Что-то мужик этот мне не понравился, подозрительный он какой-то.

— Почему? — хором спросили Алла с Леной.

— Ведет себя странно и разговаривает как-то очень вежливо.

— Все с тобой ясно, Констанцио, — усмехнулась Алла. — Человек действительно странный. Вместо того чтобы орать на весь Склиф: «Кто у вас тут главный извозчик?!!», он лежит на койке и терпеливо ждет, пока за ним приедут и отвезут на УЗИ. И еще благодарит на каждом шагу. Действительно очень странный гражданин.

— Американский шпион или главарь мафии, — поддержала подругу Лена. — Мне он тоже показался подозрительным. Не ковырялся в носу, не плевал на пол и не назвал меня дурой. А тебе что, полтинника не дали, вот ты и занервничал?

— Эх, женщины, женщины, все бы вам издеваться, — нахмурился Костя. — Пожили бы с мое, прошли бы через огонь, воду и медные трубы, тогда бы и поняли меня.

В устах двадцатитрехлетнего парня это заявление прозвучало, по меньшей мере, смешно. Медсестры переглянулись и набросились на беззащитную жертву.

— Разве ты был пожарным? — удивилась Лена.

— Нет.

— А при чем тогда огонь, вода и медные трубы?

— Это поговорка такая, — снисходительно пояснил Костя, не понявший, что над ним смеются. — В смысле — богатый жизненный опыт.

— Где ж ты успел его набраться? — переняла эстафету Алла.

— Узнаете в свое время, из газет.

Костя счел за благо уйти, пока насмешницы не добили его окончательно.

— Пойду я, — заторопилась Алла. — Лен, а ты завтра меня не подстрахуешь с утра? Мне очень надо.

«Очень надо» означало, что у Аллы запланирован романтический вечер, обещающий перейти в не менее романтическую ночь, после которой приехать к восьми утра на работу никак не получится.

— Как в прошлый раз — до четырех часов? — усмехнулась Лена.

— Ну что ты, максимум до десяти! — заверила Алла. — Прошлый раз был несчастным стечением обстоятельств. Кто мог предполагать, что я так отравлюсь текилой? Лен, не вредничай, а? Ну пожалуйста! Вопрос жизни и смерти!

— У тебя все вопросы такие, — проворчала Лена. — Ладно уж…

После суточного дежурства не очень-то охота работать в процедурном кабинете, тем более что самый наплыв там с утра. Но что не сделаешь ради подруги? Сегодня ты ее выручишь, завтра она тебя.