Всю жизнь эрцгерцога учили военному делу. Как и Франц-Иосиф, он считал армию самым надежным инструментом для соединения разных этнических групп своей многонациональной империи. Но Франц-Фердинанд, в отличие от Вильгельма, не доверял своим генералам слепо. Война была делом генералов, а мир, политика, предотвращение войны – обязанностью императоров, в особенности императоров дома Габсбургов. Одной из причин ненависти Гитлера к правящей династии было как раз стремление Габсбургов к миру[267].

Гитлер считал, что львиная отвага, с которой император и его наследник защищали мир, была на самом деле циничной попыткой защитить свое привилегированное положение в то время, как влияние и положение австрийских немцев неуклонно ослабевало и ухудшалось. Он внушил себе, что немецкий народ только тогда займет достойное место под солнцем, когда молот войны вдребезги разобьет многонациональную империю Габсбургов[268]. Событие меньшее, чем война, было шагом к уничтожению расы. Одна лишь мысль, что в «объединенной» армии Франца-Иосифа придется служить бок о бок с не-немцами, подтолкнула Гитлера к решению бежать из Вены[269].

Конрад фон Гетцендорф, как и Адольф Гитлер, страстно желал войны. В 1913 г. он разработал двадцать пять отдельных предложений по ведению войны с реальными или условными противниками и даже с союзниками империи[270]. Последней и, наверное, самой отчаянной попыткой стал телефонный звонок в Конопиште на праздник Рождества. Знаменитый своим темпераментом эрцгерцог взорвался и, заслышав голос генерала, бросил трубку[271].

Франц-Фердинанд не верил, что с оружием XX века возможны «быстрые победоносные» войны былых времен. Фон Гетцендорфу он говорил прямо: «Внешний мир для нас… это мое исповедание веры, для которого я готов работать и бороться всю жизнь!»[272] Генералу и его «партии войны» было ясно, что, пока Франц-Фердинанд жив, войны не будет.

В начале 1914 г. Франц-Фердинанд как никогда сильно стремился к миру[273]. Это была совершенно непопулярная позиция; ее разделяла лишь жена эрцгерцога герцогиня Гогенберг. Даже среди критиков она наконец завоевала репутацию глубоко верующей женщины, верной супруги, любящей матери, но далеко не во всем соответствовала привычному стандарту австрийской женщины образца 1914 г.[274]. Герцогиня была хорошо начитана, много ездила по разным странам, говорила на нескольких языках. Ее отец всю жизнь был дипломатом, двоюродная сестра, графиня Берта фон Зутнер, основывала «бюро мира» по всей Европе, и герцогиня имела совершенно особый взгляд на мир, который в ее времена могли понять очень и очень немногие. Ее давняя подруга, американка Мария Лонгворт Сторер, жена посла США в Австро-Венгрии, писала: «Эрцгерцог Франц-Фердинанд был прямо-таки очарован не только необычной красотой своей жены, но и ее блестящим умом, пламенной христианской верой, цельностью натуры»[275].

В циничной патриархальной атмосфере габсбургского двора один из помощников эрцгерцога с сожалением заметил: «Этот счастливый брак, образцовый сам по себе, бросает довольно сомнительный отсвет на Франца-Фердинанда»[276].

Во время кризиса из-за аннексии Боснии и Герцеговины эрцгерцог попросил жену передать его военным советникам ее мнение: кризис необходимо разрешить мирно. Его требование и ее действия не остались незамеченными в Вене, Берлине и Риме. Передавали, будто папа Пий X, признанный знаток брачных и духовных вопросов, сказал: «Эрцгерцог смотрит на все глазами своей жены»[277]. Это был отнюдь не комплимент.

Эрцгерцог дружил с Вильгельмом II, однако его волновала политическая изоляция Австрии и ее военная зависимость от Германии. После визита в Россию и встреч с царем Николаем II Франц-Фердинанд велел дипломатам и личным друзьям «рассказывать всем и каждому, что он друг России и ее правителя. Австрийские и российские солдаты никогда еще не сходились в битве, и он бы первый назвал себя подлецом, если бы все изменилось по одному его слову»[278].

Миротворческая деятельность Франца-Фердинанда нисколько не увеличила его популярность в Вене. Гетцендорф и публично, и в частных разговорах агитировал за войну, а офицеры в элегантных мундирах фланировали по Рингштрассе или сидели в переполненных кафе и разглагольствовали о грядущих битвах. Чтобы стать политически влиятельной фигурой и добиться признания жены обществом, эрцгерцог стал действовать по личным дипломатическим каналам. В 1912 г. они с герцогиней как частные лица посетили цветочную выставку в английском Челси. Он надеялся, что двери в Букингемский дворец им откроет дружба с герцогом Портлендским, с которым они вместе охотились и который был спонсором этой выставки. Герцог был родственником британской королевской семьи и влиятельным членом Тайного совета при правительстве. Поездка оказалась успешной и в общественном, и в частном отношении. Пара получила приглашение в следующем году приехать на охоту и нанести визит королю Георгу V и королеве Марии[279].

К неудовольствию габсбургского двора, в 1913 г. в Лондоне герцога и герцогиню приветствовала восторженная публика, а в Виндзорский замок их везли в королевском экипаже. Король и королева были очарованы своими гостями и решили в будущем году приехать к ним в Австрию. Королева Мария записала в дневнике: «Она влияла и влияет благотворно во всех отношениях. Те наши знакомые, которые знали его раньше, отметили сильные перемены к лучшему»[280].