— Боже мой? — воскликнул Боском. Отвернувшись, он смахнул капли пота, выступившие над верхней губой.

— Я уверена, старина, — сказала мисс Хэндрет, разглядывая его с бесстрастным интересом, — что вас и Стэнли вздернули бы за него, если бы дело прошло, как вы планировали. Идеальное убийство… — Она повернулась к Хэдли. Поток слов вызвал слабый румянец на ее щеках. — Вот почему мне это кажется забавным и почему Дон говорит, что план должен был осуществиться. Боском не знал, что Эймс полисмен. А Стэнли не знал, кто должен стать жертвой. — Девушка начала смеяться, и ее лицо неожиданно засияло странной красотой. — Наверху вы призывали эту нервную развалину сохранять спокойствие и накачивали его бренди, а ваша рука так тряслась, что вы еле удерживали пистолет…

Боском выглядел ошарашенным, как будто его неожиданно окружили враги. Он беспомощно озирался.

— Я никак не ожидал от вас, Лючия… — с трудом вымолвил он. — Я… Вы не понимаете! Я хотел просто напугать этого хвастливого дылду, доставшего меня болтовней о своих крепких нервах…

— Не лгите. Дон следил за каждым вашим движением через окно в потолке. И правильно делал! Он знал о вашем замысле уже месяц назад, когда вы впервые говорили Стэнли о «психологии убийства», «реакциях человеческого мозга, когда его обладатель сталкивается лицом к лицу со смертью» и прочем ядовитом вздоре, изображая сверхчеловека…

Хэдли постучал по столу. Лючия Хэндрет шагнула назад, тяжело дыша, и старший инспектор окинул группу сердитым взглядом.

— Может быть, мы постараемся в этом разобраться? — заговорил он. — Вы, мисс Хэндрет, обвиняете этого человека и старину Пита Стэнли в заговоре с целью убийства. По вашим словам, Хейстингс не только был на крыше и наблюдал за происходящим, но знал об этом заранее?

— Да. Конечно, он не знал, кто будет жертвой, — они тогда сами этого не знали, — но понимал, что они задумали.

Хэдли снова сел и с любопытством посмотрел на нее.

— Это что-то новенькое в моем опыте. Я думал, мне известны все трюки. Значит, Хейстингс был на крыше, видел приготовления к убийству и не сделал ни малейшей попытки предотвратить его?

— Не сделал, — четким голосом ответила она. — И никогда не стал бы делать. Именно это я хотела вам объяснить. Понимаете…

— Позволь мне объяснить самому, — произнес голос сквозь полуоткрытую дверь. — Я собираюсь сделать заявление, пока у меня снова не поехала крыша. Помогите мне войти, дорогие мои.

Однако он вошел сам, с некоторым удивлением наблюдая за нетвердыми движениями собственных ног. Это был худощавый молодой человек с могучими плечами, большими руками и ногами и приятным, хотя и несколько наивным лицом, которое при обычных обстоятельствах наверняка сохраняло крайне серьезное выражение. Хотя он и выглядел пристыженным, но пытался небрежно усмехаться с видом умудренного жизненным опытом светского льва. С одной стороны от него стояла Элинор Карвер, а с другой — Беттс.

— Но ты не должен… — запротестовала Элинор, поддерживая его. — Доктор сказал…

— Ну-ну, — покровительственным тоном перебил Хейстингс, окидывая присутствующих дружелюбным, но несколько затуманенным взглядом. Ссадины на его лице были смазаны йодом, а затылок покрыт несколькими слоями бинта. Чувствовалось, что он гордится собственной глупостью, отказавшись повиноваться указаниям доктора. Его подвели к креслу, в которое он опустился со вздохом облегчения. На его сероватом лице появился легкий румянец.

— Послушайте, — серьезно начал Хейстингс. — Что сделано, то сделано. Боюсь, я все окончательно запутал, упав и чуть не сломав себе шею, но я хочу, чтобы вы поняли одну вещь. Верите вы или нет, но я не падал с дерева от страха или чего-то в этом роде! Я мог бы подняться и спуститься с завязанными глазами и одной привязанной рукой. Не знаю, как это случилось. Я спешил слезть и добраться до парадной двери, как вдруг — бах!

Хэдли повернулся на стуле, глядя на вновь пришедшего.

— Если вы чувствуете себя достаточно хорошо, чтобы прийти сюда, — сказал он, — то, вероятно, в состоянии говорить. Я старший инспектор Хэдли и веду здесь расследование. Вы тот самый молодой человек, который видел, как готовится убийство, и хранил молчание?

— В данном случае да, — спокойно ответил Хейстингс.

Однако его самоуверенность едва не вызвала рецидив кровотечения. Молодой человек достал платок и прижал его к лицу, запрокинув голову.

— На сей раз обошлось, — заговорил он дрожащим голосом. — Тетушке Милли это бы не понравилось. Я готов к разговору, сэр, но хочу, чтобы Элинор и Лючия вышли. Мистеру Боскому лучше остаться.

— Я не желаю уходить! — вскрикнула Элинор и вскочила со стула. Ее светло-голубые глаза наполнились слезами, а хорошенькое личико стало жестким. — Ты д-дурак! — добавила она, переведя взгляд с Лючии на Хейстингса. — Мог бы прийти ко мне, а не к ней, и все мне рассказать!

— Прекрати! — резко сказала Лючия. — Выйди и не превращай дело об убийстве в семейную ссору.

— Я выйду, а ты останешься? — с усмешкой осведомилась Элинор.

— Я, если кто забыл, его адвокат… — Лючия умолкла, покраснев, когда Элинор усмехнулась снова. В такое-время, подумал Мелсон, эти слова звучат нелепо, какими бы правильными они ни были. Он вновь убедился, что женщины-адвокаты выглядят впечатляюще только до окончания юридического колледжа. Возможно, Лючия Хэндрет обладала блестящими способностями, но сейчас она казалась только привлекательной брюнеткой, уязвленной до глубины души насмешкой другой женщины. Хэдли быстро взял на себя инициативу.

— Я не собираюсь превращать это место в детскую или игровую площадку, — заявил он. — Пожалуйста, выйдите, мисс Карвер. Если мисс Хэндрет настаивает на своих адвокатских правах, полагаю, она должна остаться. — Его голос стал резким, когда Боском подошел к Элинор и взял ее за руку. — Неужели вы уходите? Вас это совсем не интересует?

— Нет, — холодно ответил Боском. — Я забочусь о правах мисс Карвер. Я провожу ее, как проводил бы любого, находящегося в детской, и скоро вернусь. Хотя меня мало интересуют показания полицейского осведомителя, подслушивающего через окно в потолке. Пошли, Элинор. Разве ты меня не узнаешь?..

Когда они удалились, сопровождаемые усмешками доктора Фелла, Хейстингс откинулся на спинку кресла.

— Мне часто хотелось, — с тоской произнес он, — двинуть в челюсть этому типу, но это бы слишком походило на избиение младенцев. Так он называет меня стукачом, а? — осведомился Хейстингс, вновь вспыхнув. — Я не питал к нему особой враждебности и собирался отнестись к нему помягче, но если этот маленький ядовитый…

— Что мне нравится в приютившем нас доме, — заметил доктор Фелл, — так это дух любви, доверия и веселья, который оживляет всех. Ох уж эти скромные радости английской семейной жизни! Продолжайте ваш рассказ, мой мальчик.

— …И мне кажется, он стремится наложить лапу на Элинор… — Сделав паузу, Хейстингс усмехнулся, глядя на доктора Фелла, как поступало большинство людей в его утешительном присутствии. — Вы правы, сэр… Труднее всего объяснить начало. Понимаете, я изучаю право в адвокатской конторе старого Фаззи Паркера здесь, в Линкольнс-Инн. Считают, что у меня неплохо подвешен язык и что я стану хорошим барристером, но это не так просто. Приходится изучать кучу, дребедени. Начинаю думать, что мне было бы лучше стать священником. Как бы то ни было, я, похоже, не добился особых успехов, а после уплаты за обучение и сверх того сотни гиней Фаззи остается немного. Я рассказываю вам все это потому, что, когда познакомился с Элинор… ну… — его шея дернулась, — нам приходится встречаться на крыше! Конечно, никто об этом не знает…