С нежнейшими дружескими чувствами

Джин.

Интересно, почему мне тогда показалось, что ее письмо чересчур официально? Ума не приложу почему, но именно так я его воспринял. А сам-то хорош. Эта дурацкая открытка с гребаным Эквадором, не имеющим никакого отношения ни к Джин, ни к нашей с ней работе и дружбе. Она еще умудрилась обнаружить там «буйство красок и жизни», вот это добило меня окончательно. А я-то возомнил, что написал некое откровение, полное тончайших эмоций, и никак не ожидал, что Джин обладает даром сочувствия…

Рут смотрит на меня без всякой враждебности, взгляд — вяло-спокойный, даже мягкий. Это досадно. Я привык играть именно на враждебности, а тут — разве что легкая ирония. Дескать, у тебя на руках все карты, ну и что?

— Ну, хорошо, хочу кое о чем тебя спросить. Что самое главное в человеческой жизни? Главная ее цель?

Она снимает со своего сари волоски, внимательно их рассматривает и выпускает, глядя, как они плавно падают на пол.

— Что скажешь?

— А если целей несколько?

— Погоди-погоди, пожалуйста, без ораторских приемчиков: задай свой вопрос, если не ведаешь ответа. Слышала что-нибудь о Сократе?

Она выпрямляется и скрещивает лодыжки.

— Да-а-а. — Голос не сказать чтобы очень уверенный.

— Платоновский Сократ в одном из диалогов — в «Федоне», — рассуждая о бессмертии души, говорил: «…душа не уносит с собою в царство мертвых, в Аид ничего, кроме воспитания и образа жизни, и они-то, говорят, доставляют умершему либо неоценимую пользу, либо чинят непоправимый вред с самого начала его пути в загробный мир».[38]Вот видишь? Так что давай перейдем к фактам. Чему тебя учит Чидаатма-Баба?

— А какой смысл об этом говорить? У вас ведь уже сложилось о нем определенное мнение.

Она вырывает из головы волосок и медленно пропускает его между сложенными пальцами.

— Смысл вот какой: раз это касается тебя, мне важно уяснить, что сие есть.

— «Постигни: как только ты заглянешь в мое сердце, там увидишь то, о чем можно сказать: „я есть то, что есть“, — и большего тебе не скажут ни книги, ни всякие изречения». То, что есть. Вот чему учит Баба.

— Угху. — Я стараюсь не сорваться, говорить спокойно. — Ах, вот, значит, чему. «То, что есть», говоришь? Это его слова?

— Слова его, — сообщает Рут своему волоску.

— «Он один станет тем, кто восклицает: „Я есть то, что есть! И тот, кто должен пребывать, есть я!“ Только так можно постичь суть сущего». «Тат твам аси». Это, между прочим, «Упанишады»,[39]Рут.

— Ну и что? — Она переводит взгляд на меня. — Что это меняет? Кстати, кто такие эти чуваки? — Левая ее ступня начинает легонько покачиваться.

— Вообще-то это книга. Про древние тексты, которые называются «Веды».[40]Даже богоравный Бхагван Шри Раджниша,[41]даже этот «просветленный при жизни» подтверждает своими поступками, что «истина преткнулась на площади» — «Книга пророка Исайи», глава пятьдесят девятая, стих четырнадцатый, — даже он заимствует кое-что из источников. Сердцу, конечно, доверяй, но проверяй. Проверяй, что откуда.

Она поджимает нетерпеливо покачивающуюся ножку.

— Ну что, никак не можете пережить, что я обрела веру? Как же вы всего боитесь, у вас мозги совсем засохли от книжек, от этих ваших заумных источников, до такой степени, что вы больше не способны на глубокие чувства. Не способны поверить, что сердце мудрее вас и что без этой веры вы не сможете любить и не познаете истину.

Она вскочила и снова стала кружить по комнате, тихо — почти беззвучно — напевая детскую песенку: «Ты скажи, барашек наш, сколько шерсти ты нам дашь».[42]Какое-то время пришлось ждать, когда она снова усядется.

— Стало быть, тебя не волнует то, что ты совершенно не знаешь текстов, которые, собственно, и стали основой всей восточной религиозной философии?

Рут с ногами забирается на кушетку, подложив под локоть подушечку, которую я для нее взбил.

— Они не держатся у меня в голове.

— Тогда на чем же ты медитируешь?

— На том, что предлагает Баба.

— И что же он такое предлагает?

— Ну… что-нибудь понятное нам всем.

— А поточнее?

— Говорю же, что-нибудь понятное, без зауми, я не обязана цитировать, мне вообще плевать, запомнила я что-то или нет. У Баба свои взгляды. Для него важно то, что ты испытываешь, а не сами слова. Отсиживать задницы за книгами — это многие умеют, обычно такие умники очень любят о чем-нибудь рассуждать, но это обыкновенный треп, на искренние чувства они не способны. Ура-ура, нас ждут великие дела. Как же, все их дела — загрузить разной мурой свой компьютер.

— В общем, ты образцовый зомби?

Ее глаза широко распахиваются, совсем по-кошачьи, только зрачки остаются круглыми. И заметно напрягаются окологлазные мышцы.

— Совершенно верно, я образцовый зомби.

— В твоем случае это, собственно, не так уж и важно. Мистер и миссис Баба — идеальная парочка, она не знает ничего о том, что он ей сообщает. А он очень этому рад. Ему достаточно время от времени изрекать общеизвестные цитаты из индийских философских трактатов, и ты все скушаешь, поскольку никогда не слышала о метафизическом подходе к понятиям «душа» и «поступок».

Рут перекладывает подушечку себе под ноги, делает это очень сосредоточенно и медленно.

— Итак?

— Итак, вы опять действуете мне на нервы.

— Почему?

— Все потому же. Все равно вам не удастся уничтожить то, что я узнала. Потому что это — во мне, я чувствую это всем нутром. Ясно? Похоже, вы не в состоянии постичь некоторые вещи. Ну нельзя же во всем подозревать притворство и розыгрыш. Когда он смотрит на меня, то видит меня — всю. И это для меня особая честь… что он так меня видит, это — абсолютная любовь.