Несомненно, ни папский, ни большинство кардинальских дворов не представляют собой образцов обычной скромной жизни с ее ежедневными заботами о хлебе насущном. Редко встречаются такие люди, как папа Каллист III, который приучает себя к простой жизни без каких бы то ни было излишеств, а еще реже попадаются такие, кто, как некоторые из кардиналов, ставших олицетворением добродетели, отходят от мира или отказываются от доходов с должности, раздавая все свои деньги нищим и ведя скромный образ жизни при своих церквях.

Князья Церкви ведут себя, с небольшой лишь разницей, подобно другим князьям, их современникам, демонстрируя самые разнообразные вкусы и пристрастия.

К тому же двор в Риме сохраняет привычки, которые сформировались в Авиньоне, и всячески пытается утвердиться с помощью именно роскоши. Демонстрировать многочисленную свиту, выставлять напоказ пышные и «нескромные» одежды, несоответствующие духовному сану и выполняемым обязанностям, предаваться разного рода развлечениям и мирским удовольствиям — все это для большинства сановников и придворных кажется обычным делом, даже хорошим тоном и не только допустимой, но и необходимой манерой поведения. Некоторые умы видят в Риме новый Вавилон, столицу порока и разврата, город Антихриста.

Хотя кое-кто из пап осторожно, но на самом деле достаточно эффективно пытается что-то предпринять. Сикст IV, который вел вполне скромный образ жизни, в 1474 году, находясь под впечатлением неожиданной смерти своего племянника Пьетро Риарио, осыпанного им огромными милостями, предпринимает попытку притушить весь этот блеск, хоть как-то умерить вызывающую роскошь. «Приказываем прелатам и духовным лицам курии носить одежду, соответствующую характеру их духовного сословия, отказаться от красного и зеленого цветов, а также от одежды, слишком зауженной в талии…» Тем более никаких платьев выше колена… Никаких позолоченных поясов, шелковых перевязей и митр. Никаких ниспадающих беретов; вместо них — «небольших размеров приличные» шапочки. Предписывается, чтобы все духовные лица были подстрижены и чтобы их тонзура была видна. Чтобы на седлах, уздечках и подгрудных ремнях их коней не было никаких золотых или серебряных украшений, ни даже отчеканенных на металлических бляшках изображений, никаких шелковых попон, а только простые, любого цвета, кроме красного и зеленого… Кардиналы должны воздержаться от пышной охоты со сворами собак и в сопровождении большого числа слуг. Даже во время приемов они должны ограничиваться скромной трапезой, читать вслух духовные книги; застолья не должны сопровождаться ни концертами, ни мирскими песнями, ни выступлениями комедиантов.

«Во время шествия кардиналов во дворец или следования с каким-нибудь визитом, во время их проезда по городу по случаю праздника какого-нибудь святого или в связи с любым другим событием их должны сопровождать не более тридцати слуг, приближенных и соратников верхом на лошадях. Также предписывается, чтобы по крайней мере двенадцать человек из них были духовными лицами и были одеты в соответствующую одежду».

Бесполезные меры предосторожности? Простая перестраховка, чтобы не впасть в действительно серьезные злоупотребления? Во всяком случае, римский двор всегда отличался скандальной роскошью. Кроме личного желания показать себя, превзойти соперника, к роскоши подталкивает обычный политический расчет. Как во всех государствах той эпохи, речь шла о том, чтобы утвердить свое могущество, во всеуслышание заявить другим монархам полуострова или даже всей Западной Европе о власти князя над своим народом. Первым папам, вернувшимся в Рим, чтобы выступить против знатных кланов, не отказавшихся от своих претензий и открыто заявлявших о своем стремлении обрести независимость, необходимо было демонстрировать невиданную роскошь, потрясать воображение зрелищем немыслимого богатства, что являлось чисто политическим ходом. Наконец, надо было сделать так, чтобы тобой восхищались, рукоплескали тебе, необходимо было заставить признать себя.

В дальнейшем, когда происходит упрочение папского государства и возрастают амбиции в политических играх, большинство пап находят удовольствие в соперничестве с соседями в роскоши, любят потрясать воображение всевозможными чудесами, необычными зрелищами. Все должно ослеплять: платье и драгоценности, внутреннее убранство и пышность кортежей. Когда в 1501 году дочь Александра VI Борджиа Лукреция выходила в третий раз замуж, ее отец захотел, чтобы по своей пышности ее приданое превзошло все существовавшие до сих пор, особенно те, что были у представителей семейств Сфорца или Висконти. Речь шла о платье стоимостью пятнадцать тысяч дукатов, головном уборе в десять тысяч дукатов, пятидесяти парчовых и бархатных платьях и о сотнях других предметов одежды.

Во всяком случае, и демонстрация богатства, и выставление напоказ сокровищ и дорогой одежды из пурпура с золотом имели свои основания. Праздник, имеющий политическую подоплеку, превращается в настоятельную необходимость. Князь часто появляется в роскошном одеянии, устраивает представления, на которые устремляются толпы горожан. Panem et circenses?[2] На самом деле намерения были далеко идущими и расчет был точным. Это делалось не только для того, чтобы заставить замолчать недовольных, предотвратить возможные волнения, но и чтобы обзавестись надежными сторонниками, помериться силой с другими власть имущими, дать почувствовать свой успех и свою популярность.

Уличные праздники и великие литургии

Как для паломников и служителей церкви, так и для князей и синьоров побывать в Риме означает приобщиться к былой славе, увидеть следы богатого исторического прошлого, вспомнить героические подвиги и подивиться превратностям судьбы. Но это также значит и в какой-то мере пережить все заново, благодаря праздникам нового Рима и Церкви. Приезжие восхищаются грандиозными зрелищами, слава о которых разносится по всей Европе и передается из уст в уста в рассказах очевидцев.

Здесь праздник прежде всего отождествляется с литургией, сопровождается долгими церемониями, благоговением, толпами паломников и процессиями, шествующими через весь город. С незапамятных времен сохранились воспоминания о кортежах, торжественно выезжающих на улицы во время великих богослужений, когда папа должен был служить мессу поочередно в разных местах, во всех больших соборах. В эпоху Возрождения эта традиция не только сохранилась, но и нашла свое блестящее продолжение. На Рождество папа римский служит три мессы: в полночь — в базилике Санта-Мария Маджоре, на рассвете — в Сант-Анастасия и, наконец, — в соборе святого Петра в Ватикане. Постепенно определяются маршруты, приобретая сакральный характер, — это «пути понтифика», на протяжении всего года сохраняющие атмосферу праздника. В дни процессий все балконы и портики домов украшают коврами и покрывалами из золотой парчи, в окнах выставляют драгоценные золотые и серебряные изделия, составляют искусные композиции из цветов. Эти дороги проходят под триумфальными арками и мимо красивейших церквей. Некоторые процессии следуют по устоявшимся традиционным маршрутам: от Санта-Мария Маджоре до Латерана или от Латерана до Ватикана. Однако постепенно проявляется все большая изобретательность, и для проезда в центральную часть города придумываются все более сложные маршруты. Так было на праздник Успения Богородицы, в день одной из самых зрелищных и популярных в Риме церемоний. Папа и его свита, состоящая из кардиналов, прелатов, священников и дьяконов, покинула Латеран и отправилась в церковь Санта-Мария Маджоре, где служба длилась весь вечер и даже часть ночи. Наутро процессия вернулась в Латеран и посетила церкви Сан-Грегорио, Санта-Мария Нуова и Сант-Адриано. Присутствие всех профессиональных цехов придавало соответствующую политическую и социальную окраску этой процессии, которая постепенно ширилась и разрасталась.