Помимо сомнений и тревог в том, что касалось положения на фронтах, у Гитлера имелись и другие причины противодействовать итальянскому перевороту, некоторые вполне очевидные, другие — не очень. Во-первых, переворот представлял для Германии серьезную проблему в том, что касалось его освещения в прессе. Потеря союзника на данном этапе войны могла отрицательно сказаться на общем состоянии немецкого духа. На главного агитатора и пропагандиста рейха Йозефа Геббельса легла непростая задача преподнести озадаченным немцам итальянский переворот в удобоваримом свете. Не зная, что еще предпринять, он решил просто опубликовать сообщение об отставке Муссолини без каких-либо даже смутных намеков на то, какой переполох она вызвала в «Волчьем логове».

Тем не менее круги пошли гораздо дальше, нежели границы рейха. Гитлер опасался, что измена Италии может подтолкнуть к тому же и других союзников Германии, таких, как Румыния и Венгрия. Осмелев, они поспешат спрыгнуть с тонущего корабля стран «оси», чем еще больше ослабят способность рейха вести войну и лишат его доступа к месторождениям полезных ископаемых. «Если Италия рухнет, — писал Мартин Борман в письме супруге 23 июля, то есть за два дня до переворота, — это наверняка будет иметь последствия среди венгров, которые сами по себе вероломны, хорватов, румын и прочих».

Еще более зловещей была вероятность того, что итальянский переворот станет искушением для заговорщиков внутри самой Германии. (Сам того не зная, Гитлер счастливо избежал покушения на свою жизнь, запланированного заговорщиками на март 1943 года. Один немецкий генерал вместе со своими сообщниками спрятал бомбу с часовым механизмом на самолете, на котором фюрер вылетел из Смоленска в «Волчье логово». Бомба не взорвалась, и покушение не состоялось.) Переворот, отмечал Геббельс, «может вселить в некоторые преступные элементы в Германии уверенность в том, что они способны осуществить то же самое, что и Бадольо и его приспешники в Риме. Фюрер приказал Гиммлеру предпринять самые жесткие полицейские меры в случае, если подобного рода угроза появится и у нас».

Было также очевидно, что у Гитлера имелись и личные мотивы спасать Муссолини и вновь поставить его у кормила власти или по крайней мере того, что он нее осталось. В 1938 году Гитлер дал в отношении дуче напыщенное обещание: «Если ему вдруг понадобится моя помощь или он окажется в опасности, то может быть уверен, что я не брошу его в беде, что бы ни случилось, даже если против него объединится весь мир». И вот теперь, летом 1943 года Гитлер был полон решимости сдержать свою клятву, хотя, по всей вероятности, у него имелись для этого гораздо более эгоистичные мотивы.

* * *

К несчастью для фюрера, с практической точки зрения имелся ряд факторов, которые, казалось бы, противодействовали поспешным решениям в отношении Италии. Как предполагали Дёниц и другие военачальники, успех авантюрного плана Гитлера повернуть назад стрелки римских часов во многом зависел от жизнеспособности фашистской партии. Без ее активной помощи любое грубое вторжение в итальянскую политику со стороны растерявших популярность нацистов могло спровоцировать волнения среди итальянцев и в итальянской армии. Гитлер судорожно пытался обнаружить в остатках обезглавленного режима хотя бы самые малые признаки жизнеспособности.

То, что он обнаружил, повергло его в уныние. Лишившись дуче, фашистская партия развалилась буквально на глазах. Более того, 27 июля кабинет Бадольо принял решение о ее роспуске. Гитлер отказывался понять, как политическая сила, которая на протяжении двух десятков лет доминировала в политической системе страны, могла в одночасье испариться. Тем не менее поступавшие из Рима известия не оставляли сомнений: фашизм в Италии доживал свои последние дни. Фашистский режим рухнул, и, похоже, навсегда.

Телеграммы от посла Макензена с места событий были подобны отчетам судебного коронера. 26 июля он пересекся с Дино Альфиери, занимавшим до переворота пост итальянского посла в Берлине, и тот сообщил ему, что фашистская партия «тихо сошла с политической сцены». (В конце концов Альфиери бежал в Швейцарию.) На следующий день Макензен предложил свое видение дальнейшего развития событий. «Фашистская партия, как показали события, рухнула вместе с Муссолини. Большинство фашистского руководства нанесло дуче смертельный удар и тем самым, само того не подозревая, совершило политическое самоубийство». (Макензен имел в виду заседание Большого фашистского совета, которое состоялось 24–25 июля, на котором Муссолини был вынесен вотум недоверия. Тем самым итальянские фашисты подготовили почву для переворота, который был осуществлен королем Италии при поддержке военных.)

Тем не менее Гитлера столь печальные известия, похоже, не смутили. «В полдень у меня состоялся длительный разговор с фюрером, — 28 июля писал в своем дневнике Геббельс. — Он полон решимости действовать, независимо какой ценой, возможно, путем умной импровизации, нежели на основе продуманного плана, который бы начал осуществляться с опозданием, а за это время положение в Италии только упрочилось бы… Сегодня он по-прежнему тешит себя иллюзиями относительно дуче и восстановления у власти фашистов».

Воистину это были иллюзии. Таинственное исчезновение Муссолини снова внесло диссонанс в планы Гитлера. Безусловно, дуче был ключевой фигурой, если фюрер задался целью реанимировать итальянский фашизм. Только вокруг него можно было сплотить партию и народ в целом — по крайней мере теоретически. Тем не менее немцы понятия не имели, где сейчас находится Муссолини и что, собственно, произошло 25 июля. Неужели ослабевший диктатор добровольно сложил с себя бремя власти? Или же его, как был склонен думать Гитлер, силой отстранили от управления страной? Германская разведка оказалась неспособна дать однозначные ответы на эти вопросы.

В том, что касалось дуче, итальянцы предпочитали водить нацистов за нос. Так, например, Кессельринг уже предпринял попытку выяснить местонахождение Муссолини. В понедельник, 26 июля, то есть на следующий день после переворота, он по отдельности встретился с Бадольо и с королем, но так и не смог ничего узнать. Бадольо сказал ему, что Муссолини ради его же собственной безопасности находится под стражей, однако не сказал, где именно, добавив, что информацией располагает только король, и никто другой. Король, в свою очередь, изобразил полную неосведомленность в том, что касалось местонахождения дуче, и предложил Кессельрингу обратиться за помощью к Бадольо.

Поскольку на тот момент союз между Германией и Италией формально продолжал существовать, Гитлер пытался прозондировать новое руководство Италии на предмет дальнейшей судьбы свергнутого диктатора. Удобный случай вскоре представился сам: день рождения Муссолини. Посол Макензен попросил аудиенции у короля. Встреча состоялась в Риме 29 июля. В этот день дуче исполнилось шестьдесят лет. Заготовив на всякий случай вежливое объяснение, нервничающий монарх в целом неплохо приготовился к мягкому допросу.

Когда Макензен задал ему вопрос, почему Муссолини не поставил Гитлера в известность о своем намерении уйти в отставку, Виктор Эммануил ответил, что это упущение, по всей видимости, объясняется, «нервным состоянием» дуче. Сказав такие слова, король пустился в пространные рассуждения о Цезаре двадцатого века, преданном собственными друзьями. Мол, вынеся Муссолини на заседании 24–25 июля вотум недоверия Большой фашистский совет, товарищи по партии нанесли дуче удар в самое сердце как человеку и как лидеру страны, в результате чего он утратил волю к власти.