На большом сундуке со сломанным замком сидел парень, постанывая от каждого прикосновения знахарки Агаши. Под её ногами стояла кадка с водой, в которую подмешали настойку на спирту с травами. Знахарка протирала лицо парня, заплывшее от отёков и синяков. Губа была рассечена с такой силой, что гонец едва держал рот закрытым.

Рядом с ними сидели двое девок за рукоделием. Они были похожи меж собою не только лицом, но и цветом волос. Одинаковые платья, скроенные в скромной простоте, ещё боле мешали их меж собою. Девушки склонились ко свече, которая стояла на сундуке подле раненого парня. Мягкий свет дрогнул, ибо от открытой двери повеял слабый ветер.

Парень не мог сосредоточить взгляд. Он видел мутное очертание человека в чёрной накидке, наброшенной поверх красного шёлкового кафтана. Агаша же, как и девки, тотчас узнала Фёдора Басманова. Знахарка поднялась со своего места и принялась расправлять юбку, измятую за долгим сидением. Девушки отложили своё рукоделие, быстро встали босыми ногами на пол и кротко опустили свои взоры в пол.

Фёдор взглянул на них и указал головою на дверь. Они не медлили ни секунды. Агаша тоже было последовала за ними, но Басманов остановил её жестом. Знахарка кивнула, оставаясь на ногах, точно не зная, куда и деть себя. Взгляд её бросился на грязное тряпьё, которым отирала она тело избитого. Агаша быстро собрала те лоскуты прочь с глаз Фёдора. Сам же Басманов сел на табурет прямо подле гонца, которому не было сил подняться на ноги.

– Узнаёшь меня? – тихо спросил Фёдор.

Гонец закивал, морщась от боли.

– Так растолкуй мне, отчего Курбский к Жигимону-то переметнулся? – спросил Басманов.

– Так со страху всё… – с трудом ответил гонец.

Его лицо обернулось сплошным синяком. Не было возможно сыскать там живого места – всё побои измесили.

– От гнева царского бежал… – едва ворочая языком, продолжил он. – Потерь… слишком много потерь в войне… царь… не простил бы. Вот Курбский и бежал… и спасся…

Голос его ослаб, и речь прервалась жутким кашлем.

– Отчего променял он государя нашего? За всё предоброе Андрей к латинам перебежал? – спросил Фёдор, когда кашель унялся.

– Что гадать? Неведомо мне то… – через силу ответил гонец.

Фёдор свёл брови и глубоко вздохнул, мотая головой.

– Выходи его, Агаш, – приказал Басманов, вставая с табурета.

– Уж с Божией помощью, с Божией помощью, – ответила знахарка, осенив себя крестным знамением.

– И что за девчушки сейчас подслушивают нас за дверью? – спросил юноша.

– Девки-то? Сиротки безродные. Они и так дурочки убогие, не обижайте их почём зря, Фёдор Алексеич!

– Не буду, – усмехнулся Басманов. – Раз уж ты, Агаша, просишь за них.

С теми словами Фёдор направился к двери и покинул тесную душную комнатушку. Он вышел в мрачный коридор. Мысли его мешались, пока он проходил от одного редкого факела к другому. Не заметил он, как в своих размышлениях оказался в просторном зале с выходом во двор. По правую руку от Басманова возвышалась большая белокаменная лестница. Фёдор поднимался, когда услышал свист. То был его отец.

– Я-то понадеялся, ты сейчас где-то по полям скачешь, – произнёс Алексей вместо приветствия.

Фёдор слабо усмехнулся и помотал головой.

– Нет, батюшка. Негоже службу оставлять, ежели средь ближних наших Иуда, – ответил юноша. – Как государь? Унялся его праведный гнев?

Алексей отмахнулся и помотал головой.

– Не уймётся долго ещё, – ответил мужчина, почёсывая подбородок. – Услужил нам Андрюшка, услужил! Ничего не сказать! Жил бы себе, как у Христа за пазухой! Нет же, неймётся ему, сучий он потрох! Знал бы – прирезал пса!

Фёдор коротко усмехнулся, глядя на негодование отца.

– Полно вам, батюшка, поминать подонка этого. Лучше напутствие дай.

– Ныне делай, что и ранее – служи государю. Злости не вызывай его, да ежели иной вор али изменник прогневает царя – так под ярость его не попадайся. За опальников не вступайся – сам видел, ещё больший гнев обрушишь на голову свою. Надобно оно тебе? А меж тем ты не сплоховал, Федя.

– Да какой же полудурок сплохует, ежели держал ты предо мною его, да безоружного? – спросил юноша, пожав плечами.

Алексей усмехнулся, окинув взглядом своего сына с ног до головы.

– Славный ты парень, Федька, да ловкий. И рука у тебя тверда.

– А как иначе, при породе нашей? – усмехнулся Фёдор.

Слова те вызвали улыбку на лице бывалого воеводы. С радостною гордостью потрепал он сына по голове. Направились Басмановы наверх, к своим покоям.

– Государь велел ехать в Москву, – вспомнил Басманов-отец, пока проходили они по белокаменным ступеням, коврами устланным. – Ныне новый порядок учреждён будет. Да помилует нас Господь!

Алексей тяжело вздохнул, молвив эти слова.

– И наместник его на земле, светлый государь наш, – добавил Фёдор.

* * *

Январские морозы беспощадно обрушились со всею суровостью на Русь. К высоким монастырским стенам подъехало шесть лошадей со всадниками, одетыми в тяжёлые шубы. Шестеро мужчин были при оружии, головы их укрывали шапки, подбитые соболиным мехом. У ворот лошади остановились. В белокаменной стене отворилась дверь, и к приезжим вышел блаженный старец в чёрном одеянии.

Алексей Басманов спешился и сложил руки, прося благословения у монаха. Старец осенил его крестным знамением, и воевода припал устами к руке монаха.

– Господь с вами, братия, – произнёс старец. – А посему – воротитесь обратно в Москву.

– Никак не можем, святой отец, – вздохнул Алексей, мотая головою. – Ни в Слободе, ни в столице нет государя. Осиротел народ. Здесь же царь великий с семьёй своей?

– Говорю же вам, так внемлите – разверните коней своих да мчитесь обратно. Днями и ночами государь Господу молится. И ныне в соборе замаливает грехи свои и отчизны всей перед святыми образами. Накануне примчался к нему вестник ваш, и молвил государь волю свою – не принимает он более. Не внял гонец словам сим, умолял государя вернуться на престол – да отрезал государь уши ему собственною рукой.

Басманов невольно поморщился и почесал затылок, обернувшись на спутников своих, среди коих был и сын его. Те внимали речам старца, и лица их омрачились.

– Не можем возвратиться мы без государя, – вздохнул Алексей. – Отец, вели открыть ворота.

– Воле вашей перечить не стану, да наставление моё в помощь вам – не тревожьте государя, в великой печали он, в великой скорби. Не желает видеть ни семьи, ни друзей своих. Воротитесь восвояси, братия.

– Открой ворота, – требовал Басманов, залезая обратно на свою лошадь.

Старец коротко склонился, пошёл к воротам в крепость. Через несколько мгновений тяжёлые монастырские ворота ожили и раскрылись, стряхивая с себя снег. Всадники въехали во двор.

– Видно, не сговорчив нынче государь, – вздохнул один из воевод.

– Когда это он