– Правда.

– Тогда я согласна. У тебя огромные холодильники, так что меня ждет приличный объем работы, за которую к тому же мне неплохо заплатят. Чудо!

Он просто обязан ее поцеловать, подумал Мэтт и сделал это. К его удивлению, Пенни не сопротивлялась.

Мэтт пошел проверить овец перед последними раундами стрижки, а Пенни направилась в кухню. Самсон крутился под ногами, в камине горел огонь – в кухне было уютно. Смешав два вида муки, Пенни посмотрела на миску и мешки с мукой. Она положила две разные порции муки или перепутала и бросила два раза одну и ту же? Она начала все сначала, но на сей раз, не доверяя себе, записывала все положенные ингредиенты, хотя обычно прекрасно их помнила. Мысли крутились вокруг совершенно другого: Мэтт поцеловал ее – дважды! Он хочет, чтобы она осталась.

И она начала его понимать. С самого первого дня, увидев этого парня на роскошном черном жеребце, Пенни подумала, что он, должно быть, сам строит свою судьбу и мало что способно ему помешать. На него с уважением смотрели другие фермеры, и это было не потому, что он владел землей. Он заслужил это уважение. И понимание этого было, несомненно, важно, но гораздо важнее для Пенни было то, что она узнала сегодня.

Она принялась месить тесто, и ощущение его под пальцами успокаивало. Она занималась любимым делом. Готовить ее учил семейный повар. Родителей часто не было рядом, но все же они присутствовали в жизни Пенни. А вот кто готовил печенье для Мэтта? Никто. И то, что он ей сегодня рассказал, было наверняка лишь верхушкой айсберга – подлинная история его детства была куда ужаснее.

– Благослови тебя Господь, Сэм, – произнесла Пенни, думая о старике, приютившем Мэтта. – Жаль, что я не могу угостить тебя своим печеньем.

Внезапно глаза ее наполнились слезами, и никакие уговоры не помогали.

– Добавим в рецепт немного соленой воды, – произнесла она. – Мой секретный ингредиент.

За две недели излечить душевную рану – ну нет, так не бывает. К тому же Мэтт вовсе не считал, что ему нужна помощь, и вряд ли ее можно считать достойным для этого кандидатом. Но… а вдруг он поцелует ее еще раз?

Внезапно слезы перестали течь, и Пенни ощутила надежду – и радость, и предвкушение. Довольно – с прошлым покончено, пора позаботиться о припасах.

– Надеюсь, ему нравится печенье с шоколадом, – сказала она спящему Самсону. – Потому что я собираюсь напечь его на целую роту.

– Когда ты вернешься? – спросила мать.

Она не звонила уже две недели, а Пенни знала, что молчание означает депрессию. Но после подлой выходки Бретта и Фелисити она решила не звонить домой. Да, отец третирует мать, а сестра стерва – но если бы у мамы была хоть толика мужества, чтобы защитить себя!

И сейчас в ее голосе явственно слышались слезы, но Пенни приказала себе не думать об этом. Не помогло.

– Я же сказала, мама, я работаю. Разве имеет значение, когда я приеду?

– Где ты работаешь?

– В Южной Австралии, Мюррее. Я работаю поваром, мама. У меня все хорошо, и я… – Пенни помедлила. – Я тут постоянно занята, так что нет времени, чтобы думать о Фелисити и Бретте.

– Они так сожалеют, что сделали тебе больно.

– Знаешь, я уверена, что они не сожалеют.

– Нет-нет, напрасно ты так думаешь. Фелисити очень хотела бы, чтобы ты была на ее свадьбе подружкой невесты.

Мама по-прежнему пытается сделать вид, что у них счастливая семья, подумала Пенни, а вслух ответила:

– Да она меня ненавидит!

– Ну, выбора-то у нее нет. – Казалось, мать вот-вот заплачет. – Мне не нравится, что ты там одна и несчастна. Я хочу, чтобы ты была ее подружкой невесты, и я ей так сказала.

– Этого не будет, – возразила Пенни. – Я желаю Фелисити всего самого лучшего, но домой на свадьбу не приеду.

– Как!

– Мама, как ты себе это представляешь?!

– Милая, но ты должна приехать. – Мама слегка всхлипнула. – Через три недели. Церемония состоится в часовне Святого Барнабаса, а потом будет прием гостей в Харбор. И если тебя не будет… – Снова всхлипывание. – Мать Фелисити меня замучает. А твоему отцу все равно. Пенни, без тебя я не справлюсь.

Пенни закрыла глаза. Как вообще возможно не отреагировать на такие слова? Она попыталась увещевать мать:

– Мама, мне тут хорошо.

На миг воцарилось молчание – похоже, ей удалось заинтриговать мать.

– Правда?

– Да, – сказала она. – Самсону тоже, он тут стал настоящим деревенским псом. Видела бы ты его!

– Я думала, ты работаешь в отеле.

– Это страна овец.

– Так ты… общаешься с местными?

– Да… с некоторыми. Но, мама, я не смогу приехать на свадьбу. Я так занята, что даже сумела позабыть о том, что сделали Бретт и Фелисити. – Пенни глубоко вздохнула. – Если честно, мне теперь даже жаль Фелисити. И я беспокоюсь за нее. Скажи ей, что в мире есть мужчины приличнее Бретта.

– Ты же хотела выйти за него замуж.

– До того, как поняла, какой он слизняк. Теперь я знаю, что вокруг есть достойные мужчины.

Пенни пожалела об этих словах, как только сказала их. Если и было что-то, в чем Луиза не уступала другим, так это сплетни.

– Достойные мужчины? – переспросила она настороженно. Последовало многозначительное молчание и вопрос: – Пенни, ты кого-то встретила?

«Замолчи, ничего больше не говори, – сказала себе Пенни. – Быстро клади трубку».

Но стоило ли врать? Что такого в том, чтобы честно ответить на вопрос? Да, она встретила достойного мужчину.

– Секрет – хотя ты, должно быть, его с легкостью разгадаешь, – как можно беззаботнее отозвалась Пенни. – Пока, мам.

– Пожалуйста, приезжай.

– Не могу.

Однако ночью, лежа в постели, Пенни думала о матери. Как она справится одна на свадьбе с отцом и падчерицей? Можно ли навсегда избавиться от уз любви? Нужно спросить Мэтта об этом.

В следующие несколько дней, пока Мэтт заканчивал все необходимое перед отправкой шерсти, Пенни рьяно убирала дом. Если бы кто-нибудь однажды сказал ей, что она будет получать удовольствие в компании ведра и тряпки, она бы посмеялась. Но уборка помогала отвлечься от маминых звонков, каждый из которых был еще более отчаянный, чем предыдущий. А это того стоило.

С самого первого момента, только войдя в дом, Пенни не могла избавиться от ощущения, что все здесь сошло со страниц романов Чарльза Диккенса.

– Как давно они тут были? – спросила она Мэтта.

– Мать Дэвида была светской дамой, – отозвался тот. – Она сбежала, когда сыну было семь лет, и его отец закрыл эти комнаты. Когда Дэвид продал мне дом, я все оставил как есть: мне нужна только спальня, кабинет и кухня.