Я не занималась по программе психологической устойчивости для спецназа – не увлекалась посещением моргов с целью наблюдения за вскрытием; не убивала живого зайца ударом головы о дерево, не привязывала его за задние ноги, не отрезала голову и не пила хлынувшую кровь; не наносила сознательно ранений живому существу – лишь затем, чтобы привыкнуть. Но кое-что повидала. Я встала и отошла – хватит. Каким бы ни был он ловкачом, а спланировать не смог. Приземлился на ноги, но по инерции продолжил движение, сделал сальто и влетел башкой в удачно подвернувшийся валун посреди кустарника. Соверши я за ним аналогичный пируэт, нас бы стало двое.

На осмысление ситуации требовалось время. И убежище. Я ушла с открытого места, спряталась под разлапистую елочку в стороне от звенящего ручья и надолго задумалась.

Бунт на лесоповале – штука, конечно, неприятная. Но ничего поразительного, учитывая, что влипание в неприятности – мой конек. Мы куда-то летели, летели… А только прилетели, сразу сели. Группу окружили. Совершенно очевидно – группу не могли ждать. Никто не знал, что мы здесь сядем. Даже пилоты, лишь во время полета принявшие решение садиться на здешней площадке. На дальнейший полет у них не хватило бы горючего. Но кто тогда эти парни в черном, действующие столь бесцеремонно? Почему так долго продолжалась стрельба? Охранники Морозова не могли обороняться всерьез – их от силы пятеро, и весь свой боезапас они извели на китайцев. Против здешних парней они могли идти лишь с голыми руками. Неужто пошли?.. Куда подевалась делегация? Где Виталька Овсянников, где Верка? Где все?!!

И что, в конце концов, находится над обрывом? Не пора ли побороть свою трусость и принять решение?

Новая одиссея началась с тщательной обработки кожи репеллентом. Он нашелся в сумочке под нательным бельем. Вероятно, я издавала потрясающую вонь: офонаревшие пискуны драпали от меня, как от проказы. Даже рыхлые вафельки из братской Америки, которые я жадно впихивала в себя и запивала водой из ладошки, обрели странноватый вкус: такое ощущение, что их неделю отмачивали в дихлофосе.

Чувство голода осталось – я женщина худая, но не резиновая. А гуманитарная помощь, между нами говоря, – это сущее надувательство. Зла не хватает. Можно, конечно, попробовать попки черных муравьев – их тут ползало видимо-невидимо (кто ел, тот не умер), или погрызть что-нибудь из местного альпинария, но на такие подвиги я еще не решилась. Рано.

Автомат лежал на самом верху в сумочке. Я представляла, что такое огнестрельное оружие (а однажды даже пользовалась, убила человека и спасла Туманову жизнь, за что он на меня наорал). Главное – не забыть передернуть и наставить на врага. А куда нажать, мы найдем.

Было одиннадцать двадцать утра. Третье июля. Тот же год. Пятница. От Рождества Христова.

Я лежала на склоне, укрытая дикой розой, и безмерно удивлялась. Готова присягнуть – с воздуха просматривались только вертолетная площадка и часть дороги от моста к зданию. Мост находился севернее – метрах в двухстах: неприметная вогнутая лента соединяла склоны ущелья. А с моей стороны ближайшим объектом была вертолетная площадка – именно так я расценила наличие ровного, увитого с севера и юга каменной городьбой участка метров двадцати в диаметре. Никакие вертолеты там не стояли. За уступом продолжалась гора. От зелени рябило в глазах. Кое-где на залысинах пород проступали черно-серые, возможно, графитовые вкрапления. А под горой, сливаясь с каменными горбатинами, свободными от леса, стоял дом. На заднем фоне еще какие-то строения, сараюшки, приземистый барак, примыкающий к задней части дома, а другим концом как бы врезающийся в гору. Но именно тот, первый, привлек мое внимание. Он был необычен. Напоминал два толстых блина, снабженных по ободу оконцами-иллюминаторами. А нижняя часть – раздувшуюся грибную ножку, в которой выделялось крыльцо и входная дверь. С улицы наверх вела выгнутая лестница с деревянными перилами. При внимательном рассмотрении я обнаружила, что не только перила, но и сама ротонда выполнена из какой-то ценной древесной породы, а округлость ее форм – не более чем забавная иллюзия, игра тени: фактически обшивка наружной стены представляла собой череду ортогональных сегментов – многоугольник, похожий на гигантский граненый стакан, обрубленный сверху и снизу.

Территория казалась вымершей. Я долго лежала и всматривалась в овальные окна, подернутые серой мглой. Положительно, за ними никто не жил. По крайней мере, сегодня.

Геометрия пространства стала искажаться, принимая вытянутые формы. Заболела голова. Не было смысла вылеживаться и ждать у моря погоды. Имелись два варианта. Первый: обойти стороной подозрительные сооружения и податься на мост; и второй: пошариться по округе – а вдруг чего найду? Первый имел отношение к борьбе за выживаемость, второй – к женскому любопытству. Немного поразмыслив, я решила их совместить. Убралась из кустов, перелезла городьбу и направилась к дому.

Но сразу же остановилась и в панике попятилась. То, что не удалось разглядеть из кустов, я разглядела в непосредственной близости. На этом месте и произошло ночное побоище, не имевшее под собой никакой логической подоплеки. Засохшие бурые пятна, словно лужи после дождя, покрывали южную оконечность площадки, а дальше забирали на восток, становились расплывчатыми и превращались в неровный, шириной в пару метров след, уходящий к строениям. Не обладая большим воображением, можно было предположить, что тела людей тащили волоком.

Сколько же человек здесь убили?

Но надежды, что все не так ужасно, еще не угасли. Они умрут последними… Я прислонилась к городьбе и стала терпеливо ждать, пока уймется сердце.

Оторвавшись от камня, я собрала последние силы и побрела дальше. Жутковатые следы тянулись к приземистому бревенчатому сооружению – с одной стороны оно примыкало к основному зданию, с другой – геометрически правильно вписывалось в заросший елочками склон. В средней его части выделялась двустворчатая дверь, обитая железом (издали она, кстати, в глаза не бросалась, была окрашена в тон замшелым бревнам). Я потянула створку. Сколько мужества на это потребовалось – отдельная грустная тема. Створка со скрипом поддалась, отодвинулась на пару сантиметров и встала, зажатая изнутри. В просвете образовались мощные засовы гаражного замка. Я приблизила лицо к образовавшейся щели, надеясь разглядеть внутреннее убранство… и в ужасе отпрянула: в нос ударил густой и удушливый сладкий запах. Помещение небольшое, а может, трупы лежали у самого входа, да еще эти теплые ночи, а днем просто жарко, а в помещении не лучше – словом, сами понимаете…

Каждой век имеет свое средневековье. Можно без нужды убить три десятка людей и бросить их разлагаться… Я попятилась. Развернулась и, поминутно озираясь, засеменила к деревьям.

Только усевшись на густой мох и прислонившись к молоденькой елочке, до меня дошло: плачь не плачь, а подфартило. Все погибли. До единого. Верка из «Бригады», Виталька, журналюги, Морозов с охраной и со всей своей протоплазмой в погонах, при должностях и регалиях… Только ты и осталась, недобитая, никому не нужная… Закурить бы сейчас. Почему я бросила курить? Что за сдвиги на старости лет?