Это была вырезка с фотографией, на которой на фоне семидесятишестимиллиметровой дивизионной пушки ЗИС-3, одетые в гимнастерки и в касках на головах, стояли в рядок семь солдат-красноармейцев. В самом центре снимка Веня увидел Войнова в форме старшего сержанта. На снимке Войнов был еще без усов, на поясе у него висела кобура, а на боку кирзовая сержантская сумка. По правую руку от Войнова стоял вооруженный ППШ Трусевич. На снимке также присутствовали грузный мужчина лет сорока пяти, с мясистым обрюзгшим лицом и невысокий сухопарый солдат с впалыми глазами, вооруженный «мосинкой». По левую руку от Войнова стоял еще один сержант – высокий плотный мужчина лет сорока, с пристальным взглядом и кустистыми бровями. Тут же у основания лафета расположились сам Ильдар Арсланов и седовласый скуластый старик с раскосыми глазами. Этот сидел чуть поодаль на ящике из-под снарядов и курил самодельную деревянную трубку с длинным чубуком. Какое-то время Веня рассматривал лица на фото, потом прочел письмо:

Сәлам әни![4]

Получил твое письмо, очень рад, что ты жива-здорова. У меня все хорошо. Та легкая царапина, которую я получил в мае, почти зажила, и я теперь о ней почти не вспоминаю. Перебоев с поставками продовольствия, о которых я писал, больше нет, так что кормимся от пуза и даже подкармливаем местных. Немец тут почти все пожег, местами не оставив камня на камне. Прости, что долго не писал, шла перегруппировка, и мы почти всю неделю шли пешком к новому месторасположению. Потом оборудовали позиции, работали днем и ночью. Деревня, у которой мы встали, называется Горшково, это в Белоруссии.

Скоро наступление. Немец тут хорошо окопался, но для нас наступать уже дело привычное. Месяц тому назад на наши позиции приезжал московский военный фотокорреспондент газеты «Известия», брал интервью у командира и фотографировал нас. А вчера ко мне попала газета, где был опубликован тот снимок. Высылаю тебе вырезку, надеюсь, что она дойдет. На фото я и мои сослуживцы. Двое из них псковичи, а еще один из них мой старый знакомый из Луги, тот самый, который сделал нашего «тетерева». Все эти трое мои старые знакомые. Когда-то, еще до войны, мы вместе охотились. Вот так уж нам повезло вместе служить.

На этом заканчиваю. Пиши, есть ли вести от Руслана и Карима, давно не получал от них вестей. Есть ли новости от отца? Молю Всевышнего за твое здоровье и здоровье отца и братьев, Ильдар.

30 июля 1944 г.

Веня тут же прикинул в уме. Если двое из этих артиллеристов псковичи, то это наверняка Трусевич и Войнов, знакомый из Луги чучельник, сделавший «кабана» и «тетерева», кто другие, пока непонятно. Веня обдумывал прочитанное, Сания тем временем продолжала:

– Похоронка на мужа пришла еще в конце сорок третьего. Братья Ильдара погибли в мае сорок четвертого. Я не стала ему про это писать и рассказала об их гибели уже после его возвращения.

Веня перевернул вырезку. Интервью, которое брал у командира расчета военкор, очевидно, было отрезано. Судя по обрезкам фраз на оборотной стороне, определить фамилию военного корреспондента, о котором писал Ильдар, сразу было невозможно. Веня свернул вырезку и сунул ее в треугольный конверт.

– Я так полагаю, что никого из тех, кто заснят на том снимке, вы не знаете?

– Все, что знала, я уже рассказала.

– Я могу взять у вас это письмо и фото?

– Они нужны для расследования?

– Я уверен, что они помогут нам найти убийцу вашего сына.

– Хорошо, берите и найдите убийцу! Обязательно найдите!

Глава вторая

Помня предупреждения местных жительниц, указавших ему путь к дому Арслановых, о том, что в деревне нет гостиниц, и не рискнув принять предложение грудастой Танюхи, Веня был обрадован предложению Сании переночевать у нее в доме.

Переспав на полатях, Веня проснулся уже ближе к девяти. Хозяйка накормила гостя куриной лапшой и лепешками, налила молока. После этого Веня наколол хозяйке дров, поправил сломавшийся забор, провозившись с ним до самого обеда. Все это время Веня обдумывал то, что узнал от гостеприимной хозяйки. Все указывало на то, что Трусевич, Войнов, Ильдар Арсланов и неизвестный чучельник из Луги по прозвищу Сапог до войны были знакомы. Все это время Сапог изготавливал друзьям чучела из шкур убитых ими зверей и птиц, а Ильдар Арсланов делился с ними породистыми щенками из пометов Ризы. Затем началась война, и все четверо по какой-то случайности не просто встретились, а еще стали служить в одном и том же подразделении. После войны эта четверка по приглашению Войнова собралась на свою послевоенную охоту и отправилась в лес. Потом произошло что-то… Когда Веня наконец-то сумел починить забор, его снова усадили за стол.

На обед были открытые пироги с картошкой и колбаски с ливером. Веня ел молча, его новая знакомая тем временем рассказывала о сыновьях, о муже и о соседских бабах, которые в большинстве своем либо стали вдовами, либо так же лишились сыновей и братьев. После обеда Веня снова уснул на полатях и проснулся ближе к пяти. Вспомнив слова молоковоза Лехи, Веня заторопился домой. Хозяйка собрала Вене в дорогу с полдюжины пирожков, лепешку и несколько вареных яиц. Предложила взять и молока, но Веня отказался.

– Ступай, сынок! Аллах сине сакласын[5]! Найди того, кто последнего сына меня лишил. Ты обещал, – сказала Сания на прощание и отвернулась, чтобы Веня не заметил слезы на ее погасших глазах.

Спустя некоторое время Веня уже стоял на обочине дороги на Лугу, вспоминал свою гостеприимную хозяйку и думал о ее горькой судьбе. Сколько ж их сегодня таких, тех, кто лишился всего из-за этой проклятой войны, которую люди будут помнить века?

Когда он простоял полтора часа на дороге, начался дождь. Сначала это были лишь мелкие капли, но вскоре дождь усилился, и Веня понял, что если он не найдет укрытия, то вскоре промокнет до нитки. В ботинках хлюпала вода, Веня решил сойти с дороги и двинулся в сторону деревни. И именно в этот момент он вдруг услышал позади себя отдаленный гул мотора. Веня тут же вернулся на дорогу и принялся смотреть вдаль. Когда сквозь потоки воды мелькнули зажженные фары, Веня помахал рукой.

Спустя некоторое время Леха тормознул свой молоковоз на обочине. Когда дверь открылась, Веня без слов нырнул и кабину и пожал своему спасителю его крепкую и совершенно сухую руку…

По дороге Леха снова болтал без умолку. Веня помалкивал. Он промок насквозь, его знобило. Ныла спина, а на руках вздулись мозоли, появившиеся с непривычки после колки