— Оттого, что змей еще нет. Но почему это тебя так интересует?

— Да так просто, — мне пришел на память аист.

— Аист? Какое же отношение он имеет к нашему разговору?

— Да вот какое. Беда с ним, когда он видит своих «родственников» — лягушек (ведь вы говорите, что он в родстве с ними): вместо того, чтобы оказывать им почтение, он их всячески преследует.

— Что же тут удивительного? Раз птицы истребляют птиц, насекомые насекомых и так далее, то отчего бы аист стал щадить лягушку?

Разговор их прекратило появление огромного лабиринтодонта. Он медленно волочил свое отвратительное, блестевшее на солнце тело. Большие глаза его, оживлявшие громадную голову, сверкали, как смарагды. Походка его казалась неестественной. Когда животное приблизилось несколько, путешественники заметили, что оно двигалось только на трех лапах, так как четвертая была очень мала. Какой-нибудь несчастный случай лишил его ноги. Если бы оно было каким-нибудь высшим существом, птицей, например, или млекопитающим, то навсегда осталось бы калекой. Но у гадов поврежденные члены быстро восстанавливаются. Маленькая лапка, по-видимому, заменила оторванную или искалеченную и мало-помалу должна была дорасти до величины утраченной.

Лорд Пуцкинс пожелал обстоятельно рассмотреть эту недоразвившуюся лапу и смело подошел к чудовищу. Профессор хотел было уже предостеречь его, но в это мгновение лорд изумленно вскрикнул.

И было чему удивляться!

Весь бок животного оказался израненным и окровавленным, и из огромной раны с одной стороны пузырьками выходил воздух из поврежденного легкого, а с другой выползали внутренности. Рана не была свежа, но еще не гноилась. Нельзя было смотреть на нее без отвращения и ужаса.

— И откуда только у него еще сил хватает ползать? — сказал Станислав, отворачиваясь от ужасного зрелища.

— Если принять во внимание выносливость гадов, то рана эта не очень еще тяжела и может еще зажить, — заметил геолог.

— Быть не может!

— Ведь наши лягушки и саламандры выходят же невредимыми из огня — отчего же ты не можешь допустить хотя бы такую же выносливость у их праотцев? Нервы у них малочувствительны, крошечный неразвитый мозг воспринимает лишь самые грубые впечатления, и страдают они гораздо меньше, нежели мы думаем, судя по нашей впечатлительности. Даже самые тяжелые раны кончаются у этих тварей вполне благополучно. Поверь, что если бы данное чудовище, кишками которого уже наелись другие, нашло бы сейчас какую-нибудь добычу, то не легко уступило бы ее сопернику…

Тем временем небо окрасилось в синевато-свинцовый цвет, и легкое, но продолжительное сотрясение всколыхнуло вдруг землю. Будь это в городе, можно было бы подумать, что нагруженный воз проехал по мостовой. Через несколько секунд сотрясение, сопровождаемое грохотом, повторилось с удвоенной силой.

Внимательно прислушивавшийся геолог побледнел, но тотчас же овладел собою.

Диас. Вулканическое извержение

— Надо ждать какого-нибудь сюрприза, — сказал он, стараясь придать себе спокойный вид.

— Лишь бы только это не был последний в нашей жизни, — прибавил англичанин.

— Земная кора, как кажется, в настоящее время мили на две тоньше, нежели во времена человека, и легко может развернуться и нас поглотить.

— Землетрясение! — вскрикнул Станислав, теперь только понявший весь ужас положения. Слова его заглушил продолжительный грохот.

Все трое зашатались. Станислав упал на землю и закрыл лицо руками.

После короткого перерыва опять последовало несколько сотрясений, и одним из них свалило с ног профессора. Тем не менее, он сохранил присутствие духа и даже поспешил успокоить Станислава, уверяя его, что ничего необыкновенного не случилось.

Лорд и тут не проявил никаких признаков беспокойства.

— Прямо удивительно, — рассуждал он вслух, — как такое, в сущности, весьма нередкое явление действует на всех. Ведь никого не удивляет ни гром, ни град, — точно так же не должны бы пугать нас и некоторые проявления внутренней жизни Земли. Ведь трудно даже сосчитать, сколько уже Земля перенесла землетрясений и перенесла довольно счастливо. Я недавно читал статистику землетрясений. Клуге насчитывает их в течение четырех лет (с 18501854) во Франции, Испании и Италии 2310, то есть средним числом 577 в год. В Греции в течение 20 лет (1858-78) было 1100 землетрясений, а в Германии и Австрии с 1865-80 около 400. А сколько же их было за это время в других странах? Если бы на каждый год приходилось хотя бы по одному сильному землетрясению, то и в таком случае люди, казалось, могли бы привыкнуть к ним.

— Как раки к кипятку! — мрачно прошептал Станислав.

XV

ТРИАС

Золотые лучи восходящего солнца нежным пурпуром окрасили небо и весело заиграли на зелени лугов и лесов и на зеркальных водах. Гигантские хвойные деревья слегка покачивались и наклоняли свои вечнозеленые ветви, словно приветствуя друг друга. Тут же важно колыхались пушистые ветви саговых пальм, дивных деревьев, представлявших как бы слияние трех разных пород. Они напоминали и папоротники, и хвойные деревья, но больше всего позднейшие пальмы. Плоды, в виде шишек с непокрытыми семенами, приближали их к соснам и араукариям.

Араукария Саговая пальма

От папоротников они позаимствовали пушистые листья, выраставшие из верхушки ствола. Они не так стройны, как пальмы, несколько тяжелы и грубоваты на вид, но все же очень на них похожи. Рядом с гигантскими хвоями, они нисколько не теряли, наоборот, давали тон картине, так как были самыми совершенными представителями растительности своего времени. У ног их теснились кусты, травы, целый лес разных мелких растений триасового периода.

Открыли глаза дневные животные, ночные же спешили укрыться в своих мрачных углах.

Проснувшиеся путешественники были поражены красотою развернувшейся перед ними картины. Недоставало лишь оживленной легкокрылой толпы высших насекомых и шумных птиц для полного подобия нынешнего тропического леса. Осторожные, подозрительные