– Простите, – снова раздался голос Владимира, такой вежливый, прямо-таки великосветский, – но, похоже, вы меня неверно поняли. Я ни в коей мере не хотел вас, Надежда Павловна, смутить или обидеть. Поверьте, я говорил от чистого сердца. Мы, художники, все воспринимаем несколько иначе, чем остальные люди. Вот, к примеру, вы знаете, что известный русский художник Василий Суриков увидел на снегу ворону и написал свою знаменитую «Боярыню Морозову»?..

– А почему не ворону, если она ему так понравилась? – неожиданно для себя задала Надежда вопрос, столь резонный для простого обывателя.

По другую сторону двери воцарилось молчание. Неужели она поставила его в тупик? Но нет, Вован, очевидно, просто собирался с мыслями, чтобы ответить подоходчивее, и продолжил минуту спустя:

– Ну, это связано с образным мышлением великого живописца. От шел от цветового пятна – черное на белом. Вы знаете, Наденька, что белое в живописи – это не совсем белое, а черное…

– Не совсем черное, – закончила Надежда и спросила напрямик: – Что вам от меня надо?

– Объясниться! – с пафосом произнес Владимир, и девушка словно наяву представила, как при этих словах он ударил себя кулаком в грудь. – Я не могу оставить вас в таком смятенном состоянии. К тому же я в этом виноват!

– Не надо объясняться, просто уйдите, – попросила Надежда. – Пожалуйста…

– Ну нет, я так не могу, – ответил он. – Я всю ночь не засну, буду терзаться муками совести. Честное слово! А что ребята про меня подумают? Вы только представьте, Наденька, как они станут меня презирать за то, что я вогнал вас в краску, застав в одном халатике на голое тело и в…

– Да замолчите же вы, наконец! – закричала Надежда, чуть не плача. – Зачем вам кому-то что-то про меня рассказывать? Считайте, что мы с вами уже объяснились!

– И вы меня простили?

– Простила!

– И не будете держать на меня зла?

– Не буду!

– И прямо сейчас отдадите мне мои вещи?

– Отдам!.. Что?!

Надежда словно воочию увидела, как собеседник по ту сторону двери усмехается, довольный тем, что подловил ее.

– После той ночи… ну, вы, конечно, догадываетесь, что я имею в виду… Так вот, после той ночи у вас остались кое-какие мои вещи.

– Какие же? – шепотом спросила Надежда.

– Можно сказать, предметы мужского туалета…

Надежда почувствовала, как волна жара заливает ее. Она машинально прижала ладони к щекам, те горели.

– И чего вы хотите?

– Забрать их, естественно.

– Прямо сейчас?

– Да, прямо сейчас. Они, можно сказать, у меня единственные!

Надежда чувствовала себя загнанной в угол. Сил выдерживать это издевательство уже не было, и тогда она решилась на отчаянный шаг. Все равно больше чем видел, он уже не увидит, да и вряд ли для него будет в этом что-то неожиданное.

Подскочив к двери, девушка отодвинула засов и распахнула ее.

– Забирайте ваши предметы и убирайтесь вон из моей комнаты! – возопила она.

Не ожидавший ничего подобного, Владимир замер на пороге. Затем шагнул вперед, не сводя с Надежды заинтересованного взгляда. И сейчас, она могла в этом поклясться, в нем промелькнула искорка восхищения.

– Чего встали? – с вызовом спросила девушка.

Владимир тряхнул головой и огляделся.

– Прежде надо их найти… Не поможете мне?

– Вы что, обалдели? Даже не подумаю!

Вздохнув, он сначала обследовал кресло, на котором его впервые увидела Надежда. Ничего не обнаружив, направился к кровати и, кряхтя, опустился на четвереньки. Затем, приподняв кружевной подзор, нырнул головой в темноту. Девушка едва удержалась, чтобы не дать ему пинка под зад. Уж очень заманчиво выглядел он с тыла.

Но она сдержалась. Неизвестно еще, как бы на это отреагировал столичный живописец.

– Вот они где, мои любименькие, – раздалось из-под кровати, и Владимир, пятясь, вылез на белый свет. – Точнее, он, потому что один. А где второй?

В руке он держал относительно белый махровый носок с голубыми полосами на резинке.

У Надежды неизвестно почему отлегло от сердца. И она не без ехидства ответила:

– Вам, полагаю, лучше знать!

– Возможно, возможно…

После этих слов Владимир принялся не спеша и методично обследовать комнату. При этом Надежду не покидало ощущение, что он прекрасно знает, где лежит треклятый второй носок. Целых пятнадцать минут она стояла, сцепив пальцы в кулак и закусив губу, чтобы сдержать обуревающее ее раздражение, и ощущала себя полнейшей дурой. На что, видимо, изверг и рассчитывал.

Наконец, решив, что достаточно поизмывался над бедняжкой, Владимир радостно воскликнул:

– Так и знал, что найду его здесь! – и снова подошел к креслу, с которого начал поиски.

Носок оказался втиснутым между сиденьем и спинкой. Торжественно выудив его оттуда, Владимир обозрел носок и спросил, обращаясь к Надежде:

– Не постираете? Буду вам премного обязан.

От подобной наглости Надежда выпучила глаза и захлопала ртом, не произнося при этом ни звука, как рыба, выброшенная на берег.

– Шучу, шучу, – замахал на нее руками Владимир, потрясенный реакцией на свое вроде бы невинное предложение.

– Убирайтесь вон из моей комнаты! – завопила Надежда, обретя дар речи, и пальцем указала на дверь.

Молодой человек, осторожно держа носки двумя пальцами, укоризненно покачал головой:

– Ну зачем вы так, Наденька? Я же с вами по-хорошему, по-дружески. А вы?.. Вот девушка на портрете никогда бы не стала так кричать на своего кавалера. В их восемнадцатом веке…

– Вы мне не кавалер! – ответствовала Надежда, вся дрожа от праведного гнева. – И никогда им не станете!

– Какая жалость! А я так надеялся… – Искренность его тона была излишне нарочитой, чтобы в нее поверить. К тому же прижатая к груди рука, сжимавшая носки не первой свежести, сводила на нет пафосность фразы. – Э-эх!

Тяжело вздохнув, Владимир опустил голову и, понурившись, поплелся к двери.

– Эй! – вдруг окликнула его Надежда. – А почему вы сказали про восемнадцатый век? Ведь это же тетя Нила на портрете, а ее тогда еще и на свете не было.

Владимир резко повернулся на пятках.

– Вы считаете, что это портрет вашей тети? – На этот раз изумление молодого человека было неподдельным.

В ответ Надежда снова указала ему пальцем на дверь…

После ухода незваного гостя Надежда быстро скинула халатик, натянула майку и джинсы, надела теннисные туфли и поспешила вниз. Надо же было избавиться от пакета на голове и от маски, естественно. На этот раз она была уверена, что никого в галерейке не встретит.