– И кто же он? – отложила Маруся бумаги и с удовольствием потянулась.

– Дед Мороз, – ответила Лера.

Маруся задумалась. Она изо всех сил старалась представить себе хоть какое-то мужское начало в этом символе новогодних праздников, но у нее ничего не получалось. Наверное, из-за длиннополой одежды и бороды.

– Он идеальный мужчина, – пришла ей на помощь Лера. – Сама посуди. Все время приносит подарки. Рядом с ним ощущение праздника достигает эйфорического состояния исполнения желаний. Таких мужчин больше нет. Он один такой!

– Мне нравятся брюнеты с веселым хищным взглядом. А Дед Мороз – это какая-то абстракция… – задумалась Маруся.

В кабинет вошла женщина в халате и шапочке врача и молча села, мельком оглядев Леру.

Лера пошевелила ноздрями и резко встала. От женщины пахло смертью. Девочка отошла к шкафам с книгами. От страшного запаха тут же заныло в желудке.

– Как вьетнамка? – спросила женщина.

Маруся развела руками и вздохнула:

– Не думаю, что она когда-нибудь еще сможет родить. Что сказал Кощей?

– Что он может сказать? «Редчайший случай гомологии! Восхитительный экземпляр! Потрясающее скелетное сходство с ихтиостегом!» и так далее, – Лиза протянула снимки.

Маруся встала, укрепила их на экране, включила подсветку.

– Будешь оформлять, как преждевременные роды с аномалией? – спросила Лиза.

– Я не хочу никакого шума и тем более утечки информации. Меня не столько потряс скелет ребенка, сколько особенности его кровеносной системы. – Маруся задумалась. – Я с этой девочкой до маразма дошла – по сердцебиению получалась двойня, а на УЗИ – один ребенок!

– Подумать только, – зевнула акушерка, – приди эта вьетнамка в консультацию вовремя, и никаких проблем бы не было. Только ненормальная женщина приходит к гинекологу на шестом месяце беременности, да и то, когда уже боли начались. Ведь по УЗИ сразу определили аномалию, можно было бы ее вычистить до двадцати двух недель и без последствий, а теперь… С бумагами зароешься. Одно хорошо – нелегалка. В суд подавать не будет, нервы трепать.

– А разве можно делать аборт после двенадцати недель? – спросила Лера.

В кабинете наступила тишина. Женщины молча смотрели на девочку.

– Я хотела сказать, что душа после двенадцати недель уже появляется, – забормотала Лера, – и вообще…

– Это – твоя?… – засомневалась акушерка, подбирая слово.

– Это сестра Антона Капустина, – ответила Маруся.

Для Леры было странно услышать о себе такое определение.

– Значит, это ты нянюшка маленького Антоши? – прищурилась Лиза и вдруг спросила: – Где у тебя душа?

– Что? – опешила Лера.

– Покажи, где у тебя душа.

– Лиза, прекрати, – попросила Маруся.

– Нет, пусть покажет, мне интересно.

– Я вам не покажу, – отступила к шкафам Лера.

– Это почему же?

– От вас плохо пахнет.

– От тебя пахнет Кощеем Бессмертным, – кивнула Маруся.

– Я не маленькая! – возмутилась Лера. – Муму, хоть ты не доставай меня со сказками, и так дома прохода нет!

– А еще чем от меня пахнет? – прищурилась Лиза.

– Еще – водкой, – с ходу определила Лера.

– Лиза! – возмутилась было Маруся, но акушерка закричала, перебивая:

– Чего – Лиза? Да, выпила чуток! Я же здесь просто работаю и, кстати, до сих пор к подобному привыкнуть не могу! Не то что некоторые – получают удовольствие, снимки по два часа разглядывают. Ты еще вскрытие этой ящерице назначь!

– И назначу, – кивнула Маруся.

– Назначь, назначь!

– И назначу!

– Странные у вас с Кощеем увлечения, – вдруг резко иссякла и успокоилась Лиза. – Он очень хотел ощупать мамашу этого… – она показала на снимок. – Нет, в идеале, он бы, конечно, и мамочку вскрыл на досуге, повизгивая от предвкушения тайны… А знаете ли вы, девочки, ритм джаза?

Лиза стала барабанить по столу и кивать в такт головой.

– Тук-тук… Тук-тук. Сердце так же пульсирует. В ритме джаза. Тум-бум, тум-бум… Два тук-тук – предсердие, желудочек. А я ему не сказала, – Лиза хитро прищурилась и погрозила Марусе пальцем, – что у мамаши этой ящерицы совсем другой стук сердца. Совсем… А ты себе в нос ватные тампоны засовывай, – вдруг переключилась она на Леру. – Иначе с таким носом никакой жизни не будет.

– А как у нее сердце стучит? – спросила Маруся.

– Тук-тум-бум, тук-тум-бум… – серьезно продемонстрировала Лиза, вставая и уходя. – Тук-тум-бум… Тук-тум-бум, – перешла она в коридоре на шепот.

Лера подошла к экрану.

– Это ребеночек такой? – она смотрела во все глаза на снимок.

– Он мертвый родился, еле мать спасли, – ответила Маруся.

– Не выключай. Покажи мне спину Антошки.

Маруся застыла с поднятой к розетке рукой.

– А что с его спиной? – попробовала было она слукавить, но Лера взяла ее ладонь и крепко сжала.

– Я думаю, аномалия какая-то, – уверенно заявила она.

– Ладно, – согласилась Маруся. – Я тебе несколько снимков покажу. Сравнишь, – она подошла к шкафу, открыла запертую тумбочку и принесла папку. – Вот лапка ящерицы, вот рука ребенка, вот крыло летучей мыши.

– Одинаковые кости! – восхитилась Лера.

– Вот позвоночник твоего брата.

– Это когда он родился?

– Нет. Это последний снимок, его делали три месяца назад. Костные наросты на лопатках не развиваются, не отслаиваются, просто увеличиваются в размере равномерно с ростом остальных костей.

– Но ведь это похоже… – Лера затаила дыхание. – Это…

– По костному рисунку больше всего похоже на сложенное крыло птеранодона.

– Птеранодон – это летающий ящер мезозойской эры, – Лера задумчиво посмотрела на Марусю. – А у Антошки по снимку больше похоже на сложенное крыло птицы.

– Скелетный состав птичьего крыла трехпалый. Тогда уж скажи – летучей мыши. У мыши хорошо видны все пять пальцев. Увлекаешься зоологией?

– Мне задали реферат об основных направлениях эволюционного процесса млекопитающих. Так, просмотрела кое-что в Интернете. Бабушка купила мне компьютер.

Маруся усмехнулась.

– Тяжело с Элизой? – спросила она.

– Сейчас тяжело стало. Ее последнее увлечение… – Лера замялась.

– Что такое? – присмотрелась к девочке Маруся. – Что там может быть? Негр из ночного клуба? Канарейки, черепашки, что?

– Она наняла сыщика, – решилась Лера.