Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И вдруг увидела на подушке письмо — большой белый конверт с написанным на нем словом «Мартину».
Взгляд метнулся к фотографии папы римского над папиной кроватью. Кит смотрела на человека в круглых очках и думала, что очки детские и явно малы ему. Его одеяние, отороченное белым мехом, слегка напоминало шубу Санта-Клауса, которого они видели на елке в Дублине. Рука была поднята в благословении. Девочка медленно прочла надпись: «Мартин Макмагон и Мэри Елена Хили смиренно простираются ниц перед Вашим Святейшеством и просят благословить их брак. 20 июня 1939». За надписью следовало что-то вроде выпуклой печати. Она разглядывала фотографию так, словно никогда прежде ее не видела. Казалось, от того, насколько точно она запомнит каждую деталь, зависит то, что случится потом.
По какой-то причине, которую она никогда не могла понять, Кит наклонилась и выдернула вилку обогревателя из розетки — никто не должен знать, что она заходила в эту комнату.
Кит стояла с письмом в руках. Мать оставила послание, объяснявшее, почему она поступила так, а не иначе. И тут ей вспомнились слова священника, который приезжал в школу в начале учебного года. В ушах зазвучал его голос: «Ваша жизнь принадлежит не вам, это дар Господа, а тот, кто бросает его Господу в лицо, недостоин похорон в месте, где его будут оплакивать истинно верующие. Недостоин похорон в земле, освященной Божьей церковью». Кит словно наяву видела его лицо и действовала как автомат. Она сунула письмо в карман синей безрукавки и пошла к лестнице навстречу испуганной улыбке отца и людям, которые поднимались за ним следом.
— Ну вот, никаким несчастным случаем тут и не пахнет. Твоя мать может войти в эту дверь так же, как дождь. С минуты на минуту. — Все молчали. — С минуты на минуту, — с надеждой повторил отец Кит.
Рита растопила камин в гостиной, согнав Фарука с его законного места у решетки. Люди неловко переминались с ноги на ногу, не зная, что делать.
Все, кроме отца Клио. Доктор Келли всегда все знал. Кит посмотрела на него с благодарностью; он вел себя сейчас как хозяин.
— Бр-р-р! Мы просто окоченели. Кажется, это самое холодное место в Ирландии… Я слышу, Рита поставила чайник Филип, будь хорошим мальчиком, сбегай в гостиницу и попроси у бармена бутылку «Падди». Выпьем горячего виски.
— Спиртное сейчас уже не продается, но по такому случаю… — сказал О’Брайен похоронным голосом.
Доктор Келли торопился разрядить обстановку:
— Спасибо, Дэн, очень мило с твоей стороны. Добавим лимон, гвоздику и быстро согреемся. Я советую это как врач, так что никаких возражений.
Сержант О’Коннор твердил, что пить не будет, однако заветной бутылки все же дождался.
— Шин, это пойдет тебе на пользу. Пей, — сказал доктор Келли, подойдя к нему.
— Но сначала мне нужно выяснить, не было ли записки…
— Что? — Он с ужасом взглянул на сержанта.
— Ты знаешь, о чем я. Рано или поздно я должен задать этот вопрос. Время настало.
— Нет, еще не настало, — тихо сказал доктор.
Кит, стоявшая рядом, отвернулась, притворившись, что не слушает их.
Сержант тоже понизил голос:
— О господи, Питер! Если записка была, мы должны это знать.
— Хорошо, только я сам спрошу.
— Пойми, это очень важно. Не давай ему…
— Я сам знаю, что важно, а что нет. И что мне следует делать.
— Мы все устали… Не обижайся.
— Сейчас не до обид. Ради бога, пей виски и пока помалкивай.
Кит увидела, что сержант О’Коннор покраснел, будто только что схлопотал двойку, и пожалела его. Тем временем доктор Келли протиснулся между остальными и подошел к ее отцу. Девочка незаметно подкралась к ним.
— Мартин… Мартин, старина…
— Что, Питер? Что? Есть новости?
— Нет, ничего особенного. Послушай… Может, Элен куда-то уехала? Например, в Дублин. Повидаться с кем-нибудь…
— Она бы сказала. Элен никогда не уезжает, не предупредив меня.
— Если бы тебя не было рядом, она оставила бы записку?
— Записка… Письмо… — Наконец Мартин Макмагон понял, о чем речь. — Нет, нет…
— Я все понимаю, но этот неотесанный болван Шин О’Коннор говорит, что не сможет продолжать поиски, пока не будет уверен, что…
— Как он смеет предполагать…
— Мартин, где бы она могла оставить…
— Наверно, в моей спальне…
Повернувшись, он вдруг заметил свою дочь.
— Кит, детка, здесь холодно. Ступай посиди у камина с Эмметом.
— Да…
Кит следила за отцом и доктором, пока те не вошли в комнату, а потом проскользнула на кухню, где Рита разливала в стаканы виски с лимонным соком, сахаром и гвоздикой.
— Как на вечеринке… — ворчала она себе под нос.
— Да. — Кит остановилась у плиты. — Верно.
— Как по-твоему, отправить Эммета спать? Если твоя мать вернется, ей не понравится, что он еще не в постели.
— Думаю, стоит. — Обе не обратили внимания на предательское «если».
— Ты сама его уложишь или это сделать мне?
— Уложи ты, а я приду позже и посижу с ним.
Когда Рита унесла с кухни поднос с виски, Кит быстро открыла духовку и бросила в огонь конверт, на котором было написано «Мартину». Письмо, означавшее, что ее мать нельзя хоронить в освященной земле.
Следующая неделя прошла так же, как и первый день. Питер Келли договорился с каким-то своим другом, что тот поработает в аптеке и будет обращаться к мистеру Макмагону только в случае крайней необходимости. Казалось, весь Лох-Гласс сразу избавился от проблем, которые мог решить лишь аптекарь.
Мать и тетка Клио практически переселились в дом Макмагонов. Они были очень вежливы с Ритой. Твердили, что не собираются вмешиваться, приносили то фунт ветчины, то яблочный пирог и искали любой предлог, чтобы забрать к себе детей.
На ночь двери спален не закрывали. Оставалась закрытой только дверь в комнату матери. Каждую ночь Кит снилось, что мать вернулась и говорит: «Я все время была в своей комнате. Вы просто туда не заглядывали».
Но они заглядывали. В том числе и сержант О’Коннор, пытавшийся найти доказательства того, что она все-таки уехала. Он задавал множество вопросов. Сколько у них чемоданов? Все ли они на месте? Что было на матери? Только жакет? Ни пальто, ни плаща? Он перерыл гардероб и все ящики комода. Не исчезло ли что-нибудь из одежды?
Кит гордилась тем, что в этой комнате царил полный порядок. Наверное, сержант О’Коннор рассказывал жене о том, какая чудесная лаванда лежит в ящике с ночными рубашками и комбинациями миссис Макмагон. Как хорошо начищены туфли, стоящие в ряд под платьями в старом шкафу. Как сверкают серебряные ручки щеток, лежащих на туалетном столике.