К пушкарям он вроде бы относился спокойней – во всяком случае, в его войске были пушки. Уже к 6 августа 1499 года артиллерия повалила защитную стену Пизы на протяжении добрых 40 метров, падения города ожидали с часу на час.

Но Пиза не капитулировала.

И Паоло Вителли как-то вдруг утратил всякий энтузиазм в отношении довершения осады. Говорили, что дело тут в том, что Совет Восьмидесяти не дал ему позволения на грабеж города после капитуляции – это было не в обычае, сдавшийся город, как правило, не грабили, а взимали с него контрибуцию, примерно так, как поступил французский король Карл с впустившей его в свои стены Флоренцией.

Контрибуция с Пизы пошла бы суверену, то есть Флоренции. Плоды грабежа Пизы пошли бы солдатам, то есть Паоло Вителли и его людям. Паоло предпочел бы штурм Пизы, Синьорию больше устраивала капитуляция – но под стенами Пизы стояли войска Паоло Вителли, а не войска Синьории.

И в самом начале сентября Вителли снял осаду. От возмущенных запросов Синьории он отговаривался тем, что в его лагере началась малярия. Нужно ли говорить, что Синьория Флоренции ему не поверила? В числе не поверивших был и Макиавелли – он был уверен в том, что Паоло Вителли попросту предал своего нанимателя. Скорее всего, так онo и было, хотя никаких доказательств флорентийцы не обнаружили. Скорее всего, эта история сошла бы Паоло с рук, но он проявил неосторожность. Ему следовало ни под каким видом не покидать расположение своих войск, но он почему-то это сделал.

В результате Паоло Вителли с несколькими людьми из своего окружения был арестован, доставлен во Флоренцию и казнен – ему отрубили голову на глазах всего народа на одной из галерей Дворца Синьории. Приближенным тоже не повезло – по крайней мере одного из них (с ангельским именем Черубино – «херувим») по стародавнему обычаю повесили на окне все того же Дворца Синьории. И процедура был все та же – казнимому на шею навешивали веревку, конец которой закрепляли за какой-нибудь подходящий брус, и выбрасывали беднягу в окно. При таком подходе имелось два премущества: во-первых, он не мучился, потому что веревка не душила его, а ломала ему шею, во-вторых, окна были высоки и его тело было видно всем, кто стоял на площади Синьории. Там иной раз собиралась добрая половина населения Флоренции.

Ho брат Паоло, Вителоццо Вителли, все же сумел бежать.

Mы о нем еще услышим.

27 января 1500 года Никколо Макиавелли был в третий раз утвержден в своей должности. Явный знак одобрения со стороны «аттестационной комиссии». Его собирались опять отправить с дипломатической миссией, когда в мае 1500 его отец внезапно умер. Похороны состоялись, и Бернардо Макиавелли был погребен в семейном склепе в церкви Санта-Кроче во Флоренции. Через несколько лет откроется, что в тот же склеп кто-то свалил еще несколько трупов. Когда братья-монахи, служившие при церкви смотрителями погребений, собрались очистить гробницу от нелегально помещенных туда покойников, Никколо сказал им, что не надо ничего трогать.

«Мой отец, – сказал он монахам, – ничего так не любил при жизни, как хорошую беседу, и чем больше у него будет собеседников, тем большее удовольствие это ему доставит».

Эта его реплика кочует из одной биографии Макиавелли в другую, причем авторы биографий находят в ней или неслыханный цинизм, или сардоническую ухмылку спептика, или даже озорное веселье истинного сына Ренессанса, непочтительного к догмам и запретам.

Судить не берусь. Никколо Макиавелли был сложным человеком – не поручусь, что в его фразе не скрыты все перечисленные выше интерпретации, в придачу к дюжине других, до которых комментаторы не додумались.

Как бы то ни было, через два месяца после похорон отца Никколо выехал во Францию.

Тут надо сделать попутное замечание. Мир для флорентийцев или венецианцев даже и в те далекие годы был в известной степени открыт. Конечно, в основном итальянцы имели дело друг с другом, но их торговля вела их по своим путям далеко в Европу, а иной раз даже за пределы Европы. И дело не ограничивалось экспортом шерсти и вин – за пределами тогдашней «латинской» Европы итальянцами делались и другие дела.

Джентиле Беллини, венецианец, в 1479 году был послан в Константинополь к султану Мехмеду II, который просил прислать ему хорошего портретиста. Аристотель Фиораванти, родом из Болоньи, построил Успенский собор в Московском Кремле и участвовал в походах московского войска на Новгород, Казань и Тверь в качестве начальника артиллерии и военного инженера.

Но, с другой стороны, тогдашний мир был и очень локален. Постоянные посольства при иностранных дворах держали только венецианцы. Все остальные, как правило, отправляли только разовые посольства, для переговоров по какому-то одному кругу вопросов – и отправка такого рода посольств обходилась очень дорого. Они просто обязаны были продемонстрировать богатство и блеск, от этого зависел престиж того государства, которое они представляли.

В сугубо коммерческой Флоренции к вопросу «стоимости дипломатии» подошли на сугубо коммерческой основе – вместо больших и дорогих официальных посольств к иностранным дворам для проведения предварительных переговоров часто отправляли неофициальные технические миссии.

Вот как раз с такой миссией Никколо Макиавелли и был направлен во Францию. Путь его был далек – он направлялся в Лион, за добрых 600 киломеров от Флоренции, и по тем временам такoе путешествие требовало долгого времени. Ему было выдано 80 флоринов на дорожные расходы. Экономия, что называется, совершенно очевидная и видна даже нам, из большой дали.

Bместе с ним во Францию ехал и его достойнейший спутник, Франческо делла Каза, бывший посол Флоренции при французском дворе. Здесь важно подчеркнуть, что посол был «бывшим послом» и ехал во Францию он столь же неофициально, как и Никколо.

Им предстояли переговоры с новым королем Франции, Людовиком XII.

Его предшественник, король Карл VIII, внезапно умер. Cына он не оставил, и ему наследовал Людовик, его кузен. Дело послам Флоренции предстояло иметь не с мелкими военными «предпринимателями», а с королем Франции, но предмет обсуждения был все тот же – оплата наемных войск.

Только теперь они именовались не «кондотьерами», а «союзниками». Войска Республике требовались для все той же войны с восставшей Пизой. Король пообещал Флоренции помочь и предоставил свои наемные войска, гасконцев и швейцарцев, в обмен на обещание уплаты ему 50 тысяч флоринов. Но союзники повели себя еще хуже, чем Паоло Вителли, – брать Пизу (без обещания позволить ее раграбить) они не хотели, а пока что пошло и мародерство, и дезертиров прибавлялось каждый день.

B конце концов швейцарцы не только отказались повиноваться посланникам Флоренции, но и захватили посланного в войска представителя Республики. Они даже потребовали за него выкуп.

Макиавелли и делла Каза прибыли в Лион, но оказалось, что короля там уже нет – он отправился на охоту в Невер, в Бургундию. Не успели послы добраться до Невера, как выяснилось, что корoль уехал. Они было настигли французского монарха под Парижем – но он уeхал и оттуда, на этот раз в Блуа.