Здесь необходимо пояснение. Что такое «многонациональный»? Путаются термины «национальность» и «нация». «Национальность» это, грубо говоря, этичность. «Нация» — понятие политическое, связанное с государством. Этносов в стране живет много. При многозначности понятия «народ» нетрудно согласиться с тем, что народ в смысле населения страны — эго множество этносов (национальностей). Никто с этим и не спорит. А вот что есть для России «нация»? Если мы скажем, что у нас «многонациональное государство», то это возможно только в одном случае — в случае конфедерации. В одном политическом субъекте не может быть двух наций. Таким образом, исходя из политической теории, любое унитарное (и даже федеративное) государство мононационально в принципе. Осталось определить, что есть нация в данном конкретном случае. В России есть одна нация — русские. И национальные меньшинства, которые не составляют нацию (не делают значимого вклада в политическую культуру), но являются национальностями. И требуется защищать от дискриминации, а также предоставлять возможность приобщаться к политической культуре (госязыку — русскому, культурным основам государства — русской культуре) и т. д. Проблема только в том, что в России нацменьшинства защищены вполне, а вот русская нация составляет дискриминируемое большинство, отстраненное от собственного государства. Иначе говоря, политический субъект в России подменен: вместо государства-нации мы имеем государство-бюрократию. Которая имитирует свою «народность», опираясь исключительно на нацменьшинства. Мол, если есть «меньшинства», то уж «большинство» как-нибудь обеспечено и пристроено. На самом деле это не так.

Проблема правопродолженияправопреемства становится не только научной, но и политической. Кто вправе решать судьбу России? Кто имеет право на статус гражданина? Что Россия наследует от прежних эпох? Нынешняя Россия и прежняя — один субъект права или разные? Если разные, то чем же обосновать право владения данной территорией, властвования над данным народом, обладание всеми богатствами, которые были прежде у Российской Империи и СССР?

Россия не оформила своих прав на наследство. Именно поэтому правительственные чиновники так легко «прощали» долги ранее облагодетельствованным государствам, даже не предпринимая попыток их «реструктуризации», обмена на имущество и прочие активы задолжавших стран. Они дарили заведомо чужое — то, что создавалось тяжким трудом народа. Нет сомнений, что за свои щедрые жесты чиновники получали колоссальные «отступные». Возникает вопрос: а мы им так же легко простим преступления, как они простили чужие долги, распоряжаться которыми у них не было прав?

В апреле 2006 г. появилась информация о том, что кремлевские чиновники затеяли учет зарубежной собственности и активов, включая те, которые по каким-то причинам ускользнули от контроля России. В том числе и наследство Российской Империи. Скажем в виде золота, которым царское правительство во время войны оплачивало военные поставки из США, не получив и 20 % закупленного. Управделами Президента даже сообщил, что создается база данных по собственности, общий объем которой оценивается в 400 млрд, долларов. Вопрос, с какой стати РФ задумала претендовать на достояние Российской Империи? Какое отношение постсоветская Россия имеет к досоветской? Чем оформлена преемственность прав? Оказалось — ничем.

Мне довелось вести длинную переписку с правительственными чиновниками, которые пытались скрыть еще одно преступление — выплату Франции так называемых «царских долгов», не имея для этого никаких оснований. Потому что долги Российской Империи к Российской Федерации не имеют никакого отношения. Они не приняты современной Россией как унаследованное обязательство ни в каком виде. Нет сомнения, что и в этом случае огромная сумма, вырванная из бюджета страны, была щедро оплачена правительственным жуликам. В то же время, на все мои запросы чиновники отвечали, что Россия не имеет статуса провопреемницы Российской Империи. Более того, чиновники страшно пугались самой перспективы такого преемства. Они точно знали, что их ответственность начинается с момента вступления в должность. Все остальное — совершенно чужое, к ним не относящееся. Именно поэтому бюрократии совершенно не жалко «чужого добра» — то есть, достояния исторической России, которое разбазаривали по грошу за рубль.

В прежние времена вопрос поднимался в Госдуме. Но робко и невнятно. Вопросы внешних заимствований обсуждались не раз, но «царские долги» в думских стенограммах всерьез зафиксированы лишь однажды.

Из стенограммы 6 декабря 1996 года

Черномырдин В.С. Да, действительно, на прошлой неделе (или, может быть, чуть больше времени прошло) мы во Франции подписали, наконец, все о долгах, то есть решили все вопросы по взаиморасчетам; в том числе (об этом много, я сегодня слышу, говорят и много в прессе пишут и там, и у нас) речь шла и о царских долгах, или о царских облигациях, которые были выпущены в начале века. Ну, для тех, кто не знаком и не знает какие это облигации, подо что они выпущены, я, может быть, вкратце скажу. Это строительство Транссибирской железнодорожной магистрали, дороги Санкт-Петербург — Москва, это строительство заводов в Санкт-Петербурге, Москве (там целый перечень заводов в 10–12 городах России). Все это было израсходовано, но это часть. Не все только укладывается в эти долги, то есть когда это к нам… Теперь какие мы имеем претензии.

Какие наши были претензии к французам? Ну, прежде всего ущерб, который был нанесен в результате интервенции 1918–1920 годов. Подсчитать тут многие пытались, думали, разные методики определяли. Ну, посчитали какую-то часть. Это часть золота, которое было увезено в 1918 году, когда Ленин принял решение часть золота вывезти в Германию, а из Германии — во Францию. Эту часть тоже конкретно никто не мог определить. Колчак вывез, говорят, 18 тонн, но тоже документов нет.

Работала комиссия еще в советское время, при том правительстве, и не при одном правительстве. И в конце концов, баланс был такой: мы должны были заплатить 1 миллиард 200 миллионов долларов, а мы сказали, что наша возможность и что мы считаем — 200–250 миллионов. В итоге после длительной, продолжительной работы сошлись на 400 миллионах — на несколько лет. На нас много жали, чтобы мы заплатили 300 миллионов, но сразу, в один год. Мы этого не могли сделать, и мы сказали: мы этого делать не будем, не сможем. Естественно, они нам перекрыли все пути. Поскольку Франция является еще и лидером в Парижском клубе, естественно, нам все тормозили из-за наших долгов, в том числе и тех ранних долгов союзных, которые были накоплены за много лет. Поэтому и пошли на то, что мы подписали 400 миллионов на несколько лет, а они нам снизили некоторые ставки по долгам, которые мы имеем. А вы знаете, что мы эти долги реструктурировали (в основном там союзные долги), но на 25 лет по Парижскому клубу и на 25 лет по Лондонскому клубу. И только с учетом снижения ставки (мы договорились на 0,5 процента понизить ставку) мы в год будем иметь от 150 до 190 миллионов долларов экономии. То есть, на льготный период до 190 миллионов, на следующий — до 25 лет, — конечно, доходность будет уменьшаться. В целом только от одного этого мы будем иметь эффект порядка 2,5–3 миллиардов долларов. Вот, значит, на что мы могли согласиться. Поэтому и подписали.