Если вы такой же обычный человек, как и я, то редко задумываетесь о подобном. Большинство людей пользуется языком без особых усилий, не осознавая каждое слово (исключение составляют случаи, когда кто-то, например, пишет книгу – тогда придется поразмыслить над словами). Мы воспринимаем этот навык как нечто простое. Наш мозг будто создан, чтобы мы вовсю впитывали умение пользоваться языком, по крайней мере до 7 лет2 (или, согласно некоторым исследованиям, до подросткового возраста или даже 18 лет3).

К сожалению, впоследствии мозг сосредоточивается на особенностях лишь одного языка, с трудом осваивая новые. Невзирая на упрямство мозга (или благодаря ему), в зрелом возрасте мы знаем около 40 тыс. слов4, причем большинство из них выучили неосознанно.

Такие расстройства, как настигшая Юки номинальная афазия, показывают, насколько хрупки наши способности к языку. Внутримозговое кровоизлияние – или иные причины, по которым повреждается мозг – может в мгновение ока лишить человека навыков, которые он развивал всю жизнь. Но как бы афазия ни мешала жизни пациентов, она помогла нейробиологам выяснить многое о речепорождении и речевосприятии. Изучение пациентов с афазией заложило основу для современного понимания того, как именно мозг делает возможным общение при помощи языка.

В апреле 1861 г. в парижской больнице Бисетр 51-летнему мужчине сделали операцию на ноге, чтобы избавить его от инфекции, вызванной гангреной. Мужчину звали Луи Виктор Леборн, а хирурга, проводившего операцию, – Поль Брока.

Жизнь Леборна была непростой; он пришел в хирургическое отделение Брока, когда уже был на пороге смерти.

С юного возраста Луи Виктор страдал от эпилепсии, из-за чего к 30 годам у него значительно снизилась скорость речи. Когда ему было около 40, правая сторона его тела начала неметь, что привело к гемиплегии (параличу) и инвалидности.

Затем его начали подводить мышление и зрение. Казалось бы, хватит с него страданий, но нет – его ногу, в придачу ко всему, поразила бактериальная инфекция.

Брока, повидавшего многое, было не удивить даже настолько несчастной судьбой. Но по-настоящему хирурга заинтересовали трудности, которые пациент испытывал в общении. Казалось, будто в голове Луи Виктора роятся мысли, которые он желает выразить. Вот только любая попытка оканчивалась тем, что он выдавал лишь одно бессмысленное слово: «Тан». В больнице его так и прозвали – Тан. (Сегодняшние студенты-психологи, изучая нейробиологию, запоминают его только под этим именем.)

Брока был не просто хирургом, а одним из самых влиятельных нейробиологов своего времени. Леборн же был не просто очередным его пациентом. Благодаря ему Брока смог поставить точку в вопросе о том, какой участок мозга несет ответственность за рече-порождение. А также решить более сложную задачу: отвечает каждая из областей мозга за что-то определенное или у всех зон одни и те же функции?

Второй и более масштабный вопрос мучил ученых во многом из-за исследований, посвященных речи: существовали свидетельства, что за речь отвечают области в передней части мозга – известной как лобная доля. Познакомившись с Леборном, Брока осознал, что с его помощью наконец-то сможет проверить предположения исследователей и добраться до истины.

Брока решил: если после изучения мозга Леборна окажется, что тот в свое время пережил инсульт (например, в результате припадка), который повредил его лобную долю, то это подтвердит гипотезу о том, что именно она отвечает за речь.

Под наблюдением Брока Леборн прожил меньше недели, после чего умер. А через сутки хирург произвел вскрытие его мозга – естественно, в нетерпеливом предвкушении (как бы кощунственно это ни звучало). Изучив мозг Леборна, Брока обнаружил повреждения в нескольких зонах, однако сильнее всего пострадала именно лобная доля. Согласно свидетельствам самого Брока, в левой лобной доле пациента оказалась дыра размером с целое куриное яйцо5.

После этого Брока еще несколько лет изучал многочисленные случаи расстройства, подобного тому, что испытывал Тан. И у кого бы из пациентов он ни вскрывал череп, повреждена всегда была лобная доля.

Причем, к изумлению Брока, именно левая лобная доля. Раньше считалось, что два полушария мозга полностью одинаковы. А Брока столкнулся с расстройством, которое случается из-за повреждения только одного полушария.

Зона, которая была повреждена у пациентов с этой афазией, получила название «извилина Брока», затем была переименована в центр Брока, а после – в зону Брока. Сегодня зона Брока неразрывно связана с речью; в 95 % случаев она расположена в левом полушарии мозга человека6. А нарушения речи, в основном влияющие на ее скорость, называют афазией Брока.

Пациентам с этой афазией, совсем как Леборну, тяжело изъясняться. Каждое слово дается им с трудом, и они нередко проглатывают части слов – например, окончания существительных и глаголов. Если попросить такого человека описать свой поход в магазин, то он скажет нечто в духе: «Идти… магазин» – при этом надолго замолкая после каждого слова.

Ученые времен Брока неохотно принимали, что зона Брока всецело ответственна за речь. Особенно с учетом того, что сторонники этого мнения вынуждены были признать: полушария мозга отличаются друг от друга. Пусть даже непреложной истиной долгое время считалось обратное.

Примерно через 15 лет после того как Леборн впервые пришел к Брока, юный немецкий врач по имени Карл Вернике нашел еще одно подтверждение тому, что за речь несет ответственность именно левое полушарие. Вернике сделал открытие, схожее с открытием Брока, – нашел зону в левом полушарии головного мозга, повреждение которой приводит к нарушениям речи.

Если повредить зону мозга, которую впоследствии назовут зоной Вернике, у человека разовьется нарушение речи, противоположное афазии Брока. Пациенты с афазией Вернике спокойно составляют предложения, безо всяких трудностей произносят слова, у них нормальные ритм и интонации. Однако эти высказывания часто не имеют никакого смысла.